Схимонах Епифаний (Чернов)
Церковь катакомбная на земле Российской
Ч. 2.
VIII
Священство мученической Российской Православной Церкви и Её мiряне
1. Смерть первомученика Российского Духовенства о. Иоанна Кочурова
Первомучеником всего Российского Духовенства, по промыслу Божию, оказался протоиерей отец Иоанн Александрович Кочуров. По окончании Петербургской Духовной Академии ещё в 1901 году он был направлен в Соединённые Штаты Америки, где и нёс служение в городе Чикаго. Это был очень деятельный пастырь. Он изыскал денежные средства для постройки храма и воздвиг в Чикаго прекрасный собор, один из лучших в Соединенных Штатах. Но в революцию 1917 года этот выдающийся пастырь оказался на служении в России, в самом почти центре революционного угара и беснования, в предместий столицы Петрограда, в Царском Селе.
Этот жизнерадостный, открытый, прямой и мужественный пастырь, повстречавшись со столь непривычной толпой крамольных матросов, обратился к ним с вразумляющим словом. Но в ответ на это толпа насильников набросилась на него, избила его до полусмерти и в таком состоянии волочила его, чтобы причинить максимальные страдания, по железнодорожным шпалам.
В этих страданиях первомученик Российского Духовенства и предал свою душу Господу Богу, в Царском Селе в ноябре месяце 1917 года.
На заупокойной литургии, совершённой в Москве Святейшим Патриархом Тихоном по убиенным за веру и Церковь Православную 31 марта/13 апреля 1918 года, имя первомученика протоиерея Иоанна (Кочурова) было помянуто первым после убиенного иерарха – митрополита Киевского Владимира.
Святый священномучениче отче Иоанне, моли Бога о нас!
2. Мученическая смерть отца Петра Скипетрова
Престарелый протоиерей Петр Иоаннович Скипетров был настоятелем храма в честь свв. мучеников Российских Князей Бориса и Глеба, при Невской Заставе, в Петрограде. При этой церкви находилась знаменитая часовня "Иконы Божией Матери всех Скорбящих Радосте". Часовня эта пользовалась особым вниманием простого и бедного люда. А в революцию1917 года, так нежданно налетевшую на Россию, когда вся жизнь превратилась в сплошной ад, сюда стекались сотни тысяч богомольцев, обездоленных людей, чтобы получить в молитве помощь от Чудотворной Иконы и утешительного слова от настоятеля, престарелого протоиерея о. Петра Скипетрова.
Как-то в первые дни революции большой отряд распропагандированных и пьяных матросов и красноармейцев заполнил двор Александро-Невской Лавры. И чекисты потребовали допуска в Собор, чтобы осмотреть серебряную раку с мощами святого Александра Невского.
Вдруг в этот момент, как грозный страж святыни, на паперти храма появляется в епитрахили, с крестом в руках престарелый протоиерей отец Пётр Скипетров. В гневном слове, с одухотворёнными глазами древнего пророка, с гривой седых волос, он пытается предотвратить кощунственное поругание святыни. Но раздается команда, и пули пронизывают тело старца. Чекисты с отрядом шагают через тело убитого и врываются во св. храм. Кто-то из злодеев при этом прикладом размозжил, лежащему с крестом в руках священнику Божию, голову. До вечера залитое кровью тело убитого пастыря лежало не убранным на паперти величественного храма.
Его имя, имя отца протоиерея Петра Скипетрова, было помянуто при заупокойной литургии, совершённой Святейшим Патриархом Тихоном, вторым после митрополита Киевского Владимира и протоиерея Иоанна (Кочурова).
Святым мучениче, отче Петре, моли Бога о нас!
3. Мученическая смерть протоиерея отца Философа Орнатского
Протоиерей отец Философ Орнатский был настоятелем на всю Россию известного Казанского Собора. Настоятель этого Собора был знаменит на весь Петроград как выдающийся оратор-проповедник. После большевицкого переворота власть зорко следила за деятельностью этого священника. А он выступал против неё открыто и небоязненно. Тогда большевики, чтобы запугать этого бесстрашного проповедника, арестовали сперва его двух сыновей, гвардейских офицеров. Но это не остановило пастыря, он продолжал своё беззаветное служение правде Божией в христианской проповеди. Тогда весною 1918 года арестовали и самого старца-протоиерея и посадили в ЧК на улице Гороховой. Внешним поводом к аресту послужило то, что он накануне отслужил панихиду по жертвам красного террора и произнёс глубоко прочувственную проповедь, в которой недвусмысленно указал на власть как виновницу полной разрухи жизни в России.
Этот арест очень взволновал всех верующих Петрограда. Составлены были несколько делегаций для защиты батюшки отца Философа. Делегации не были приняты ЧК. Тогда со всех концов столицы сошлись богомольцы к Казанскому Собору. Образовалась многотысячная толпа народа, готовая защищать знаменитого пастыря. Внушительная процессия, с пением молитв, с преднесением икон и хоругвей, двинулась по Невскому на ул. Гороховую, к зданию ЧК'а. У здания из процессии вышла новая делегация. На сей раз, делегацию чекисты приняли и заверили, что отца Орнатского скоро освободят, что ему ничто не угрожает. Толпа успокоилась, разошлась. Но в ту же самую ночь отца протоиерея Философа Орнатского не стало. Его в эту ночь расстреляли.
У протопресвитера Михаила Польского приведён рассказ шофёра, который возил в Петрограде многих на расстрел, будучи мобилизован. В числе прочих он помнил хорошо, как отвозил на смерть и отца Философа Орнатского:
"Да, что было делать: приходилось и на смерть людей возить, – мобилизовали на это дело. Только трезвым я на это дело не шёл. А уклониться нельзя: тебя самого прикончат. Ну, вот выпьешь бутылку спирта, в голове зашумит и везёшь. Чекисты нам давали спирту на это дело, сколько хочешь. А разве в норме на это пойдёшь… Всяко бывало. Но больше всего запомнился случай, как батюшку Орнатского возил на смерть… Да, батюшка умирал, как истинный святой человек!
Из разных тюрем в ту ночь набрали 32 человека. Говорили, что все – бывшие офицеры-монархисты. Были и молодые, были и седые. Один говорил, что он – полковник гвардии и крепко ругал большевиков:
– Погибните вы, как собаки, как бешеные псы. И будет Россия опять, как была, а вы – пропадёте… Конвойные молчат, слушают. А батюшка Орнатский успокаивает полковника и говорит:
– Ничего, к Господу идём! Вот, примите моё пастырское благословение и послушайте святые молитвы. И стал он читать, что полагается, – отходную над умирающим. Читает чётко, твёрдым голосом. Читает и благословляет.
Ночь была тёмная, дождливая. Все арестованные притихли, крестятся. Конвойные отвернулись. Меня жуть берет, и хмель весь вылетел. Долго ехали, а батюшка Орнатский всю дорогу молитвы читал.
Приказано было везти в Лигово, на берег залива. Приехали. На самом берегу поставили всех рядом. Здесь уже ждали чекисты. Они подходили с наганом и стреляли в затылок. Батюшку рукояткой револьвера с ног сшибли, а потом пристрелили в голову. Всех убитых бросили в море. Потом передавали, что тело батюшки не утонуло и было выброшено волнами у Ораниенбаума. Там его тайком, как говорят, и похоронили жители".
Святый мучениче, отче Философе, моли Бога о нас!
4. Жизнь и живоносная смерть синодального миссионера отца протоиерея Иоанна Иоанновича Восторгова
Происходил Иоанн Иоаннович Восторгов из священнического рода. Его отцом был простой, скромный, чрезвычайно мягкий и добрый, застенчивый сельский священник. Умер он очень рано и оставил матушке троих малолетних детей, – двух сыновей и дочь. Старший из сыновей был будущий знаменитый синодальный миссионер, протоиерей Иоанн Иоаннович Восторгов, начавший свою жизнь 20 января 1864 года. Семейство Восторговых жило в одном из сёл Ставропольской губернии, куда при покойном отце переехало из Тульской губернии.
По окончании образования в Ставропольской Духовной Семинарии, девятнадцатилетний юноша Иоанн был вынужден оставить давнишнюю мечту о высшем образовании. Семья отца осталась без средств к существованию и он, как "кормилец семьи", должен был работать и содержать семью, мать настаивала на принятии священства. Но местный архиерей воздерживался столь молодого рукополагать в священники. Предложенное место псаломщика, как малооплачиваемое, не устраивало, и он стал учителем русского языка в Ставропольской женской гимназии. Когда же младший брат подрос и занял предложенное ранее место псаломщика, то Иоанн Иоаннович продолжил своё образование на звание учителя русского языка. Но брат умирает от несчастного случая и мать настояла, чтобы Иоанн Иоаннович принял священство. И был он рукоположен в сан иерея в день памяти святого пророка Божия Илии, 20 июля 1887 года и занял место покойного отца в том же селе. Но вскоре молодой батюшка получает перевод в Ставропольскую гимназию на должность преподавателя Закона Божия, а затем на ту же должность в Тифлисскую гимназию и, одновременно, назначается епархиальным миссионером Грузинского Экзархата, в распоряжение Экзарха Грузии – архиепископа Владимира, назначенного в 1892 году, – будущего первомученика Всероссийския Православныя Церкви (25 января 1918 года).
Но отца Иоанна не удовлетворяет миссионерская работа в Грузии. Он изучает язык сирохалдеев-несториан и, по благословению Экзарха Грузии, едет в Персию и начинает очень трудную работу по присоединению к Церкви Православной сиро-халдейских несториан. Упорная борьба его увенчалась через годы успехом. Три несторианских епископа: Мар-Илиа, Map-Иоанн и Мар-Мариан переходят в православие…
Но переведённый на кафедру Московскую в 1898 году бывший Экзарх Грузии архиепископ Владимир приглашает с собою и энергичного пастыря, отца Иоанна Восторгова, на должность епархиального миссионера. Однако, вскоре Святейший Синод назначает отца протоиерея синодальным миссионером, с охватом всей Российской Империи. На этом высоком посту протоиерей отец Иоанн Восторгов пробыл до самой мученической своей кончины (23 августа 1918 года).
В своей кипучей деятельности отец протоиерей Иоанн Восторгов воскресил забытый образ священника допетровской эпохи, когда и священники и архиереи не ограничивались только совершением богослужений, но являлись подлинными духовными вождями народными, охватывавшими весь быт народа в семейном, общественном и государственном отношении. И здесь протоиерей Иоанн Восторгов действовал в полном согласии со своим каноническим начальством, правящим архиереем, – архиепископом Московским Владимиром.
Неисчислимы его разъезды по всем углам огромной России, – и везде его проповеди, беседы, призывы к народу. Он – неутомим, он – повсюду, где нужна его помощь. Он со своим огненным словом – даже в самых далёких краях необъятной Родины: Иркутск, Петропавловск-Камчатский, Тобольск, Омск, Харбин и т. д. В связи с переселенческим движением в Сибирь явилась спешная задача организации церковной жизни на новых местах, а священников не хватало. В течение одного года их надо было воспитать столько, сколько требовалось. За это дело взялся протоиерей о. Иоанн Восторгов. И блестяще справился с этой, казалось бы, неразрешимой проблемой. Из способных псаломщиков и сельских учителей он подготовил таковых на специальных семинарских курсах. Особенно поразительные результаты были достигнуты учащимися, обучавшимися церковной проповеди по методу о. Иоанна.
Но на своём выдающемся посту всероссийского миссионера, такой человек незаурядного ума и исполинской энергии как протоиерей отец Иоанн, получил широкое благодарное признание народа. Но он одновременно нажил себе и ярых врагов – либералов и революционеров. Излюбленное оружие их – озлобленная и тёмная клевета — сопутствовала его славе, да и сама она была его "славой". "Черносотенец" и "мракобес" – вот эпитеты, какими награждал его лагерь революции.
И, конечно, он был предопределён к мученичеству всем своим прошлым, своим благодатным, пророческим словом в течение десятилетий, обличавшим подготовляемую революцию. Он призывал российский народ сплотиться около Церкви и веры православной, вокруг престола Православного Царя… Призывал он народ к покаянию, к признанию своей великой виновности перед Родиной. Его обличительное слово, и устное и письменное, было обращено, главным образом, к интеллигенции, забывшей о своём служении Отечеству и в угоду Западу подкапавшей все устои Государства Российского…
Духовное безумие охватило значительную часть российского народа. И тот, кто всё это видел и умолял, и обличал, во дни революционной бури должен был заплатить за свое слово своею кровию…
Тем более, что протоиерей Иоанн Восторгов, как настоятель Храма Василия Блаженного, находящегося на Красной площади, в нескольких шагах от Кремля, когда у власти были уже большевики, – прямо как бы вызывал их на это своею несокрушимой смелостью. Не было случая, чтобы он в проповеди не упомянул советской власти, как власти антихристова богоборства! По воскресным дням он служил молебны под открытым небом на Красной Площади, и каждый раз произносил проповедь. Слова его были слышны на стенах Кремля, где всегда стояли на посту чекисты. В самом храме в толпе народа всегда были агенты власти…
Батюшка отец Иоанн готовился к смерти за правду Божию каждый день, каждый час, всякую минуту и был готов, чтоб засвидетельствовать это пролитием своей крови!
Существует несколько различных версий расстрела отца протоиерея Иоанна Восторгова. Одна из них приводится по архиву в книге "Новые Мученики Российские" протопресвитера Михаила Польского. Согласно этой версии расстрелянных было восемь человек:
Епископ Селенгинский, викарий Забайкальский Ефрем (Кузнецов),
Синодальный миссионер, настоятель храма Василия Блаженного, протоиерей Иоанн Восторгов,
ксендз Лютостанский с братом,
Председатель Государственного Совета Иван Григорьевич Щегловитов,
б. министр Внутренних Дел Николай Алексеевич Маклаков,
бывший министр Внутренних Дел А. Н. Хвостов и Сенатор С. П. Белецкий.
По просьбе отца Иоанна Восторгова разрешили всем осуждённым помолиться и проститься друг с другом. Все опустились на колени, сознавая, что молятся "последний раз" в этой жизни. Потом подошли под благословение к епископу Ефрему и к отцу Иоанну. Батюшка Иоанн сказал "последнее слово" о уповании на милость Божию и о неминуемом возрождении дорогой Родины, России… "Я – готов!" – сказал о. Иоанн, обращаясь к конвою. Всех поставили рядом лицом к могиле… Убийца отца Иоанна подошёл к нему со спины, взял левую руку, вывернул её за поясницу, приставил револьвер к затылку и выстрелил, одновременно толкнув отца Иоанна в могилу. Тоже самое проделали с другими осуждёнными. В нервном напряжении С. П. Белецкий рванулся и быстро отбежал в сторону, но настигнутый пулями упал, его "приволокли" к могиле, пристрелили и сбросили вниз.
Где их расстреляли? Это – неясно. Одно из двух: траншеи-могилы рыли другие заключённые ежедневно или на Ходынском поле, или на Ваганьковском кладбище.
Со слов конвоя выяснилось, что палачи, когда "присыпали" землёю свои жертвы (на их обязанности было немного "присыпать" землёю свои жертвы, а потом уже "зарывать" убитых приходилось заключённым), делились своими впечатлениями и все высказывали глубочайшее удивление тому, как держали себя отец Иоанн Восторгов и Николай Ал. Маклаков, – неустрашимо, бестрепетно, героически приняли они свою мученическую смерть.
Ведь мученическая смерть батюшки Иоанна Восторгова явилась окончательной проверкой его жизни. Она свидетельствует о его мужественном исповедании глубочайшей веры и твердейшего упования, которому он служил в продолжение всей своей жизни. И умер он так же, как и жил, – доблестной смертью христианина-мученика.
Есть и иная версия. Это – явно созданная агентурой ЧК. Не в продолжительном времени после этого расстрела и молвы среди населения и заграницей о героическом поведении при этом отца протоиерея Иоанна "потребовалось", путем злостной провокации, внести смущение, прежде всего, в верующую среду. Для этого была выпущена брошюра, изданная в Финляндии, в которой рассказывается следующее о расстреле "восьми"… "Восьмой", оказывается, был включён в эту группу "по ошибке". И он был освобождён, уже стоя в ожидании смерти у общей могилы. Когда стали проверять по списку, выяснилось, что этого "восьмого" в нём не оказалось, и поэтому его вернули в тюрьму. А тюрьма, в свою очередь, выпустила его на свободу, и таким образом он оказался в Финляндии…
И вот этот "восьмой" рассказывает об относительно спокойном поведении перед расстрелом всех, "кроме протоиерея Иоанна Восторгова". Он впал в истерику: кричал, "ревел", плакал, молил о пощаде… Ноги его не держали. Он свалился на землю. И этому "восьмому" пришлось его нести на себе на место казни. У всех Восторгов вызывал, с одной стороны жалость, а с другой, и отвращение к проявленной им животной трусости…
Всё это сплошная ложь. Чекистам, во что бы то ни стало, надо было оклеветать святой мученический подвиг прот. о. Иоанна…
Но есть и ещё некая версия. Она передаёт важную подробность. Оставив в стороне другие жертвы расстрела, она сосредоточивает всё внимание на одном о. Иоанне Восторгове. По этому свидетельству о. Иоанн перед самой смертью обратился к убийцам с таким словом, что они, простые исполнители пролития крови, несмотря на страшную "ответственность" перед "новой властью", отказались стрелять в него…, и ушли. Конечно, их самих ожидала за это смерть. Не могли же таких свидетелей происходящего оставить в живых!
А расстрелять богодухновенного мученика вывели отряд совершенно непонимающих по-русски, китайцев. И китайцы его расстреляли.
Это произошло на братском кладбище 23 августа 1918 года. – Так ушёл о. Иоанн к горячо им любимому первомученику Церкви Российской, митрополиту Владимиру!
Вечная память, вечная память, вечная ему память!
Святии священномученицы, святителю отче Ефреме и отче Иоанне, со всеми сострадавшими с вами, молите Христа Бога о стране Российстей и о нас грешных!
5. Священник отец Тимофей Стрелков (+1918, +1930)
Великое чудо Божие совершилось в жизни священноиерея отца Тимофея. Он был казнён, отрублена была голова, но действием Божиим она в тот же миг "приросла"… Чудо это подобно чуду, происшедшему в жизни преподобного Иоанна Дамаскина, у которого была отрублена рука, но Господь послал исцеление и рука приросла…
Случилось это так.
Священник отец Тимофей Порфирьевич Стрелков проживал в селе Михайловке на Урале, в 12 километрах от районного центра Дувана. Этот глубоко верующий священник был младшим братом другого священника – отца Феодора Стрелкова, ушедшего с войсками адмирала Колчака на восток и там, в Харбине, скончавшегося.
Летом 1918 года, – как передают живые свидетели величайшего чуда, – этот выдающийся священник, отец Тимофей, был арестован красными под Святую Троицу и в тот же день его приговорили как небоязненного исповедника Христова к смертной казни. В ночь на Троицу его вывели пешего из села Михайловки, под охраной конных, в направлении к Дувану. Своего любимого пастыря провожала большая толпа народа. В этой толпе были и представители "новой власти". Одни печалились и плакали, а другие радовались и торжествовали… Толпа народа, несмотря на поздний час, не расходилась. Дошли до села Митрофановки. И здесь всем сопровождавшим приказали вернуться. Все вернулись, и даже конная стража. Остался только один из них, да разрешили матушке, жене священника, идти дальше.
Бедная женщина всё плакала и иногда по временам просила отпустить отца Тимофея. Конвоир молчал, а батюшка Тимофей, обращаясь к ней, говорил:
– Да что ты его просишь? Разве это его воля?! Разве он меня приговорил к смерти? Другие решили лишить меня жизни. А ему приказали, и воля Божия, святая да совершится… Слава Богу, за всё! Слава Господу за Его великую милость, что посылает мне такую смерть… А разве я учил народ плохому?! А его ты не проси… Проси Господа только об одном, о упокоении души моей… О прощении моих грехов: ибо "несть человек, иже жив, будет и не согрешит"… А у меня грехов!.. – Вот, главное, о чём проси… Господи, помилуй, помилуй! Прости меня окаянного!.. – И священник заплакал. Навзрыд плакала и матушка.
Не доходя до районного центра Дувана три километра, свернули с дороги в болото, заросшее мелким кустарником и поднялись на холмик. Уже начинало светать. Занимался день Святой Троицы.
Конвоир ехал на коне, впереди перед ним шёл приговорённый к смерти священник. Рядом шла плачущая матушка… Отец Тимофей горячо, со слезами молился, прося укрепить его на предстоящий подвиг мученический. Он смиренно благодарил Господа за такую кончину…
Вдруг всадник выхватил из ножен шашку, сильно взмахнул вверх и ударил шашкой по шее. Голова мученика была срублена и он упал как скошенный… Матушка закричала и в ужасе бросилась бежать… Сам отец Тимофей только видел тот миг, как сверкнул над головой клинок шашки и больше он ничего не помнил… Удар был точный и сильный, – голова не отлетела в сторону, а упала вместе с телом… Что было с ним дальше, сам отец Тимофей не помнит. Но он очнулся, лежа на спине… А палач ускакал в погоню за матушкой. Догнал. Соскочил с коня и отнял у неё обручальное кольцо… А потом он прискакал к зарубленному отцу Тимофею, нагнулся и ударил его ещё раз шашкой по голове и разрубил щёку и руку (рукой о. Тимофей закрывал лицо)…
А матушка, придя в Михайловку, рассказала, как отец Тимофей, на её глазах, был зарублен… Снарядили подводу и поехали забирать его труп. Но каково же было их удивление и радостный трепет, от совершившегося над священником невероятного чуда Божия, когда они его нашли живым, всего в крови, но со шрамом вокруг всей шеи, свидетельствующим, что голова была отрублена и несказанным чудом исцелена… Когда была смыта запекшаяся кровь, то под нею оказался вполне заживший свежий шрам вокруг всей шеи в виде как бы ярко красной нити. Никакого процесса воспаления не было. Отец Тимофей показывал всем близким этот шрам, свидетель удара.
Привезли его, как мёртвого, заброшенного ветками, к его родному отцу Порфирию, жившему на мельнице вне села. Здесь, у родного отца, зарубленный скрывался месяца полтора, а потом ушёл из этих мест и скрывался около 12 лет, доколе не претерпел вторую смерть за Христа…
Но и в этот период Господь Бог сотворил ещё чудо в жизни отца Тимофея. Он скрывался, переходя с места на место. Зашёл в один монастырь на Урале. Попросился у отца игумена перебыть временно. Сказал, что он – священник, показал наперстный крест. Настоятель разрешил. Но это заметили со стороны. Явилась комиссия, начали проверять по списку всех жильцов обители.
– Сколько у Вас монахов в обители? – спросил председатель комиссии у Настоятеля.
– Тридцать два! – ответил он.
Поставили столы и начали проверять.
Отец Тимофей, погружённый в молитву, как и все монахи, был тут же. Стоял он рядом со столом, опёршись на печку. Проверили всех:
– Точно, тридцать два. – Вот удивительно!.. – говорила комиссия.
Но отца Тимофея, стоявшего рядом со столами, не "нашли", как будто не видели. При уходе чекистов игумен собрал всю братию и рассказал о дивном чуде милости Божией и отслужил благодарственный молебен за двойное чудо, не только со священником, но одновременно и за чудесное избавление всей обители от неминуемой смерти…
После этого случая отец Тимофей удалился из этих мест и проживал тайно на станции Сим, около Уфы. Здесь он в домашней церкви служил до последнего своего ареста и смерти в 1930 году.
"Случайно" оказался один свидетель его смерти, раб Божий Александр Богданов, сидевший в ту пору в тюрьме. Ему приказали запрячь сани, (дело было зимою). И ночью троих, видимо священников, вывели из тюрьмы связанными и с заткнутыми ртами, чтобы не могли кричать. "Один из них, – как рассказывал свидетель, – высокого роста", – это и был отец Тимофей. Наутро А. Б. нашел сани во дворе тюрьмы все в крови. Их всех порубили.
Говорили в народе, что тот, кто в 1918 году дал приказ зарубить отца Тимофея, приходил к нему тайно и каялся в своём грехе… Но слух прошёл по селу о великом чуде – что "зарубленный – жив". Это дошло через годы и до того палача, что зарубил о. Тимофея. Но палач только усмехнулся:
– На гражданке (на гражданской войне) я многим головы рубил. И ни одна не приросла. И у того "попа" – тоже самое, не могла прирасти… Он не ожил! А если какой-то – живой, так это – другой, а не тот, зарубленный… "Посля моево удара нихто ни воскреснит!" – хвалился он…
Святый священномучениче, отче Тимофее и иже с ним, ихже имена Ты, Господи, веси, моли Бога о нас!
Это краткое житие святого мученика иерея Тимофея говорит нам, быть может, об одном из самых ранних случаев существования Катакомбной Церкви. И это относится к 1918 году и продолжается до 1930 года. Так что наше утверждение, что тайная, пустынно-пещерная Церковь появилась одновременно с антихристовой по духу "советской властью", безусловно, имеет прочное историческое основание. Примечательно, что как Православная Апостольская Церковь получила своё – благодатное начало в День Сошествия Св. Духа на Апостолов, так и Катакомбная Церковь ведёт своё начало со дня Св. Троицы 1918 года.
6. Миссионер протоиерей отец Симеон Могилёв
Отец протоиерей Симеон Николаевич Могилёв, миссионер, родился в 1874 году, расстрелян в 1929 году.
Арестован он был в деревне Болдырёвке, Екатерининского района, Оренбургской области в 1929 году в день Преполовения, в тот момент, когда он обходил с молебнами все дворы села. После ареста его сразу отправили в Оренбург. Здесь он сидел до сентября. Из Оренбурга увезли его 8 сентября 1929 года, в день Рождества Пресвятыя Богородицы. В этот день разрешили народу с ним попрощаться. А народу было много. Во время прощания он говорил верующим:
– Стойте, братия и сестры во Христе, мужественно стойте в вере православной. Не имейте общения никакого с ересью сергианской, с её еретической "церковью". Ересь эта признаёт власть антихриста – властью "от Бога"… Если кто уклонится в эту ересь, то и мученичество его не спасёт от этого великого греха… Я хотел бы, чтобы Вы последовали за мною и были бы там, где и я. Прошу Господа укрепить меня и Вас на этот подвиг, запечатлённый святым мученичеством за веру истинную, веру православную… Умоляю Вас, стойте в вере православной, стойте крепко, непоколебимо. Прошу Господа, прошу и Вас, чтобы Вы просили обо мне укрепить меня, дать мне милость свою, мне, недостойному, принять святое мученичество за Него. Но, если я вернусь из тюрьмы, – не верьте мне и не подходите ко мне. Это бы значило, что я изменил Христу. Все крепкие духом и верою уходят только "туда", но не возвращаются оттуда "сюда"…
– Деточки, прошу Вас, умоляю, стойте непоколебимо… Никого после меня не принимайте… Все, все отступили… Что делать? Будем страдать вместе, хотя и по-разному… О, какая была бы для меня радость, если бы я явился пред Господом, и Он спросил бы меня:
– Пастырь, а где твоя паства?
А я повернулся бы к Вам и сказал бы:
– Господи, вот моя паства!.. Ведь Вы – моё оправдание, Вы и обвинение моё… Какой пастух, такое и стадо!.. Но какой срам, какой позор и ужас для меня будет, если я повернусь, а за мной – никого нет!…
Деточки мои, дорогие, возлюбленные во Христе! Ещё раз, и уже в последний, умоляю Вас; стойте о Господе, не входите ни в какое общение, в соприкосновение с ересью антихристовой!…
Да благословит Вас ныне Сам Господь, Спаситель наш и Бог, Иисус Христос на подвиг долгий, на годы и годы, и я благословляю Вас на этот труд и подвиг духовный…
Так говорил отец Симеон, прощаясь с народом. И дивно то, что никто не помешал ему говорить так…
Отец Симеон был очень строг в отношении защиты православия. Один из его пасомых привёз крестить младенца и взял двенадцатилетнюю девочку в крёстную мать. Но эта девочка ходила в обновленческую (сергианскую) церковь. Узнав об этом, отец Симеон не разрешил этой девочке стать восприемницей, "крёстной", так как она – обновленка.
Ещё пример его строгости.
Был съезд священников в 1928 году. Отца Симеона привезли в санях, уже съезд заседал. Он вошёл, одетый в тулуп, подпоясанный веревкой. И, не раздеваясь, сразу начал говорить:
– Вы изменили Христу Спасителю… Вы – не пастыри. Вы – иуды-предатели…
В зале были два или три епископа и все разбежались…
Отец Симеон был широко известен как миссионер!..
Отец Спиридон, сподвижник отца Симеона, предсказывал, что "его не будет". Тоже самое говорил и отец Павел. Он ответил одним женщинам, когда они восторгались отцом Симеоном:
– Какой батюшка, какой батюшка! Нам бы хоть еще раз хотелось повидать его…
На это отец Павел ответил:
– Нет, нет. Его уже не увидите. Заберут его… Его возьмут…
В завещании о. Симеон писал: "Оставляю Вам старушку – мать и семью в 9 человек (приютил сирот), – поддержите их… А я иду туда, куда Господь меня зовёт…"
Из Оренбурга его перевели в Новосибирск. Из Новосибирска – в Абакан, В Абакане его расстреляли. Так было официально сообщено родному брату на его запрос.
На фотографии 1924-25 года изображены: о. Тихон, о. Спиридон, о. Симеон и Егор Никифорович, – все сподобились принять мученичество.
Святии священномученицы, отче Симеоне и иже с ним, молите Бога о нас!
7. Священник отец Иоанн Слободянников (+1918/19 г.).
Отец Иоанн деятельно отдал свою жизнь за жизнь ближнего своего, последуя словам Христа Спасителя. Он, в числе многих, был взят карательным отрядом красных. Каратели выстроили всех приготовленных к расстрелу перед пулемётом. Но в последний момент кому-то пришла мысль, что достаточно будет расстрелять и десятую часть задержанных, чтобы запугать население станицы. Дело происходило в одной из станиц Войска Донского, и сам отец Иоанн был донской казак.
Приказали рассчитаться на-десять. Отцу Иоанну выпал номер рядом с тем молодым казаком, которому приходилось умереть.
– Брат во Христе! – обратился о. Иоанн к стоящему рядом. – Господь зовёт меня к себе. Становись на моё место, а я на твоё. И молись обо мне, грешном и недостойном отце Иоанне. Ибо Господь Иисус Христос говорит: "Больше сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя!" (Иоан. 15, 13). А ты, брат, живи пока… Господь да благословит тебя!..
– Десятые, – раздалась команда, – три шага вперед… Сомкнись!
Остальных задержанных распустили к слёзной радости родных и близких. Но приговорённых к смерти скосил пулемет. Пал среди них и отец Иоанн. Это был молодой священник, не многим старше того, кому он уступил своё место. Об этом случае передал сам спасённый.
Святый священномучениче, отче Иоанне, моли Бога о нас!
8. Священник, бывший "красный" прокурор
Один священник, вспоминая дни, проведённые в тюрьме, рассказывал о пережитом:
"В камере нас было восемь человек, и все мы оказались при ближайшем знакомстве священниками. Был между нами один, который открыто, исповедал перед нами, что он был партийным и, конечно, атеистом. И даже, как юрист, занимал должность прокурора. Рассказывал, что требовал и выносил многим верующим "высшую меру" и что на его совести много смертей христиан. "Но Всемилостивый Господь, – говорил он, – призвал меня к покаянию. Призвал к вере несомненной и, слава Богу, к крепкой вере в Господа Иисуса Христа. И я, став священником, небоязненно везде исповедаю Его, И вот я уже в тюрьме, над которой недавно был "хозяином". И все следователи – мои бывшие знакомые. Говорят они мне, что я "с ума сошёл", что я "стал социально-опасным" и всё прочее, что и я говорил христианам в прошлом. И моё дело идёт к концу… Слава Богу, с Его явной помощью, я тверд и непоколебим в вере. И только прошу, умоляю Господа, дать мне Свою великую милость искупить мои великие грехи мученичеством…"
И вот дали ему "высшую меру" и он ждет, не дождется, исполнения приговора. И, наконец, ночью его вывели на расстрел. Вся внешность его преобразилась, необычно просветлела. Он ликовал, собираясь "с вещами". Прежде чем выйти, он произнёс вдохновенно один из тропарей пасхального канона, с таким величайшим воодушевлением, которого и передать нельзя и в тоже время, обливаясь благодарными слезами полученного от Бога прощения:
"Безмерное Твоё благоутробие (милосердие) адовыми узами содержимии зряще, к свету идяху, Христе, весёлыми ногами, Пасху хваляще вечную!"
Он, мало сказать, радовался, он ликовал, когда его вели на смерть. Попросив у всех присутствующих прощения и посмертных молитв за его грешную душу, он поклонился земно всем и удалился сияющим от счастья, что его ведут на желанную смерть за веру во Христа!
Действительно, он вышел на расстрел "весёлыми ногами", как на величайший праздник своей души.
Святый священномучениче, егоже имя Ты, Господи, веси, моли Бога о нас!
9. Священник отец Александр (Рассказ протоиерея Александра Никулина)
В тюремной камере нас было несколько, но все – священники. Некоторые дремали перед отбоем, другие уснули. Вдруг спавший молодой священник, отец Александр, проснулся в большом возбуждении и привлёк внимание остальных к своему рассказу.
– Проснитесь, пожалуйста, и выслушайте то, что я сейчас Вам расскажу. Вы знаете, что я только что спал. И видел я во сне моего родного отца, священника, убитого большевиками. Он явился мне с прекрасным наперстным сияющим крестом на груди и сказал мне очень важные слова:
– Сегодня ты будешь со мною!
И только что молодой священник отец Александр успел произнести эти слова, как открывается кормушка нашей камеры, и сам комендант тюрьмы говорит:
– Такой-то (его фамилия, имя и отчество) с вещами на выход! Как только кормушка закрылась, отец Александр сказал:
– Ну, вот видите, – это то, о чём мне только что сообщил мой отец, явившийся мне во сне. Это – расстрел! Это – встреча с горячо любимым отцом!.. Слава Богу, слава Богу, за Его великую милость ко мне недостойному и многогрешному!
И он поклонился нам всем земно и уже пошёл к дверям. Но на пороге он повернулся и добавил:
– Да, ещё отец мой сказал: "А Москва провалится!" И это сбудется непременно!..
С этими словами иерей Александр скрылся в дверях…
Мы были просто ошеломлены всем происшедшим. Вскоре мы услышали одинокий выстрел. Это отец Александр "ушёл" к отцу по плоти и к Вечному Отцу Небесному. "Вечная память", – прошептали мы, "со святыми упокой", перекрестились мы. У всех на глазах были слёзы.
А мы скажем:
Святый священномучениче, отче Александре, моли Бога о нас!
10. Старец схиархимандрит отец Михаил Киевский (А. В. Костюк)
По образованию старец был врач и юрист, получивший эти звания ещё до революции. Отличительной чертой этого старца была его любовь ко всем людям. Он её воспринял по преемственности от старца Оптинского иеросхимонаха отца Амвросия – к старцу Голосиевскому иеросхимонаху о. Алексию, от старца о. Алексия – к старице схиигумении Киевской Мисаиле, которую старец иеросхимонах Амвросий, по Божиему откровению, еще 17-летнюю девушку по имени Елизавета, назвал "игуменией". И вот эта схиигумения Мисаила и руководила духовной жизнью старца схиархимандрита Михаила… Любовию христианской он побеждал самых свирепых врагов-чекистов. Нередко они делались даже его тайными покровителями…
Старец ночью вдруг разбудит всех:
– Скорей, деточки, скорей… Всю "церковь" убирайте, уносите всё. Страшный "бес" идет к нам… Скорей, скорей !..
И не было случая, чтобы "извещение свыше" его обмануло. Чекисты являлись свирепые, злые, но ничего в квартире не находили и крайне удивлялись:
– Что такое: церковью пахнет, а церкви нет!
Благодать Божия за непрестанные молитвы старцев, матушки Мисаилы и батюшки Михаила, закрывала все доступы к тайной Церкви…
А батюшка упрашивает "гостей" сесть за стол. Стол и сам их "приглашает". Они нехотя соглашаются, и он их угощает и всё таким, чего и достать в советское время нигде нельзя… Но почитатели батюшки приносят ему всё, а он раздаёт приносимое, прежде всего гонителям… И они, в конце концов, сбрасывают маску суровости, личину "зверя", и начинают быть "хорошими людьми". А он с ними – как искренне любящий их. И не хотят, а делаются против воли, под влиянием любящего их, хотя и на короткое время, другими… Старец надаёт им дорогих гостинцев для "дома". И они, – видя такую несомненную искренность с его стороны, – не могут не заплатить ему ответным доброжелательством. Лёд тает, враги становятся друзьями… Во всём этом явная помощь свыше!
Но вот пришли немцы, и батюшка открылся для всех. К нему хлынул народ. И учёный, и простой люд. И он такой же, — всех и кормит, и поит. Ему помощь отовсюду. И он строит в Киеве храм Божий. И служит в нём. Но с немцами сносится через переводчицу, хотя и знает немецкий язык. И для этой цели приглашает одну молодую еврейку…
– А мы ропщем! – говорит один из послушников.
А Батюшка только ответит:
– Так надо, деточки!
А то и прибавит ласково:
– А дурной ты, Пётр…
А впоследствии мудрость и прозорливость старца открылась… Немцы ушли, а красные пришли. Старца на допросы:
– Какие с немцами дела имел?
А он и назвал переводчицу; "еврейка" – вне всяких подозрений её свидетельство.
Но и до этого много было чудесного… Скажем, пришли два епископа к старцу. И странная была беседа с ними. Старец отвечал на их мысли, а они – молчали. Сами епископы удивлялись (один из них Пантелеймон, а другой Леонтий) этому дару старца… Между прочим, о. Пётр принял благословение от этих "епископов". Старец этого не видел. По уходе их, старец, посмотрев на Петра, удивленно воскликнул:
– Пётр! Да ты такой чёрный, как сажей вымазанный! Это они тебя "благословили"?!.. Иди сюда, иди сюда!..
И старец взял голову Петра и, как бы отирая или смывая "копоть", не выпускал её из своих рук:
– Смотри, каким они тебя черным сделали! От них одна злодать…
Батюшка многих исцелял от болезней. Избавлял и от больших бед. Например, немцы, чтобы наказать одно село за нахождение в нём партизан, окружили село и готовились его сжечь вместе с населением. И несчастные люди отправили к батюшке гонца, девочку лет двенадцати, сообщить о смертельной опасности. Девочка прибежала к месту, где батюшка жил, – она бывала раньше у него. И рассказала обо всём, горько плача и прося помолиться. Старец успокоил девочку, одарил её и отправил в село сказать, чтобы все были спокойны:
– Немцы села не сожгут!
И что же? Девочка – в село, а там великая радость. Немцы решили не наказывать жителей села из-за партизан. И поняли все, что это сделала молитва старца. И жители села собрали большую сумму денег и передали старцу на постройку храма, другие же жертвовали для этой цели коров и прочее. А некоторые соблазнялись: откуда у киевского старца такие большие средства, что мог и храм построить, и кормить людей.
Батюшка Михаил имел дар ясновидения. Для краткости передадим один случай.
В тот день одна из многочисленных послушниц трудилась на его огороде. А он всё около нее, и всё говорит ей о славе и силе мученичества. – Что ничего не может случиться с человеком верующим, что было бы не на пользу духовную, при условии, что человек стоит на страже души своей. Особенно мученичество, этот крайний способ, каким Господь призывает к Себе. Что это великий и славный путь кончающего свою жизнь. И что мученичество может быть и явным, пред всеми людьми, а может быть и тайным, пред Богом и Церковью Небесною. Но равно Господь благословляет принять его…
– Мы слушали эти слова и не могли понять, почему батюшка как бы относил их только к той послушнице?
И с такой заботой о ней он провожал её и особенным благословением благословил её, как бы прощаясь с нею:
– Помни, что Божие благословение тебе дано на всё то, что может случиться с тобою. Молись, молись и молись, – молитву не оставляй!
А у неё, при немцах, стоял на квартире тайно чекист. Она знала, кто он и каков? А в тот самый день он с другим тайным чекистом решил убить свою хозяйку из опасений, что она может его предать. И когда она пришла домой, они приступили к своему делу. Она была связана и поругана. А чтобы не могла кричать, ей в рот заткнули тряпки. Так что не только в горле, но даже и желудке обнаружили их при судебном вскрытии трупа замученной… А старец это знал и готовил её к мужественному перенесению страшных мук, которые послал Господь испытать ей по неисповедимым путям Его промысла…
Старец часто говорил о том, что его могилы никто не будет знать. Так оно и случилось. Он знал и день, и час, когда его арестуют. Накануне он сказал своему послушнику:
– Завтра приди с рясой. У нас будут "гости"!..
Тот и пришёл, как сказал старец, ничего не подозревая. В определённый час сам старец одел рясу и послушнику велел одеть… И вот – чекисты:
– Вы будете Костюк Александр Васильевич?
– Да.
– А это – кто?
– Это мой секретарь, иеромонах Пётр Савицкий.
Был зачитан ордер прокурора на арест. И их увезли в тюрьму МГБ (КГБ). В "порядке следствия" старец подвергался неоднократному избиению в специальном помещении резиновыми шлангами. А когда руки бивших уставали, то продолжали бить ногами. После такого избиения старец терял сознание. В таком состоянии его приносили в одиночную камеру, где он лежал недвижим. Потом приходил в себя, – страшная жажда мучила, – но он не имел возможности встать. Проходили дни и он начинал двигаться… И его снова подвергали избиению до потери сознания. Так продолжалось несколько раз.
Это была особая, преднамеренно изощрённая казнь. Святого старца медленно убивали. Его подозревали, что он царского происхождения… А это медленное убийство происходило следующим образом. Клали его на пол вниз лицом, руки – крестом, одна – вправо, другая – влево. Палачей было четверо. На каждую руку становился человек. Люди эти менялись местами. Пока двое били, двое, стоя на руках старца, отдыхали. Спину обнажали, подымая рясу на голову. Но когда руки у всех четырёх уставали, тогда били ногами. Здесь старец терял сознание.
В этом избиении принимали участие самые высокопоставленные тюремщики. А именно: прокурор Украинской Республики, начальник тюрьмы НКВД, старший следователь и личный следователь старца Михаила. Обо всём этом рассказал сам старец перед своею смертию одному лицу. Так он и был замучен, убит в тюрьме НКВД в Киеве в 1944 году.
Святый священномучениче, отче Михаиле, моли Бога о нас!
Однако, трудно сказать, не был ли этот старец в сущности тайным епископом Катакомбной Церкви? К тому есть некоторые основания.
11. Протоиерей отец Владимир Б., старец Московский
В дореволюционное время отец Владимир окончил Физико-математический факультет Московского Государственного Университета. Впоследствии был профессором по физике того же университета одновременно со своим отцом профессором по иной кафедре. Во время революции он оставил учёную карьеру и стал скромным целибатным священником, очевидно, приняв тайное монашество. Бывший профессор понимал, что Россия нуждается не столько в учёных профессорах, сколько в священстве – бескомпромиссно отдающем всё своему высокому служению народу.
Ещё в студенческие годы старец Оптинский отец иеросхимонах Амвросий назвал его "старцем". Это было так.
У старца о. Амвросия были посетители. И речь зашла о старчестве. Иеросхимонах о. Амвросий объяснял, что старчество – это особый дар Божий, не связанный с иерархическим положением в Церкви, а также и с возрастом. Посмотрев в окно, он обратил внимание собеседников на одного студента, проходившего по двору.
– Вот, видите, это – студент. А он ведь уже – старец. Он может, дать другому верный духовный совет, как жить, как спасаться, как бороться со страстями. И это – редкий дар Божий…
Прошли годы. Студент стал профессором Московского Университета наряду со своим отцом. Потом сын принимает священство. Служит в Москве. С опубликованием "декларации", признавшую советскую власть "богодарованной", отец Владимир отходит от Митрополита Сергия. Когда все московские церкви, страха ради власти советской, покровительствовавшей Митрополиту Сергию, стали сергианскими, как перед тем становились обновленческими, отец протоиерей Владимир служил в Сербском подворье, подчиняясь сербскому Патриарху. Старец многих окормлял, особенно тайно среди учёного мiра.
Он имел обыкновение произносить очень короткие, но и очень содержательные проповеди-призывы, по 2-3 минуты, в духе кратких святоотеческих, аскетических наставлений. Эти проповеди не утомляли, а, наоборот, способствовали молитвенному настроению и сосредоточенности.
В своей деятельности он придерживался правила преподобного Исихия Иерусалимского, учившего, что
"внешнее есть враг внутреннего",
поэтому старец тщательно избегал всего, могущего явиться какой-то саморекламой. Всё его духовное делание было сокрыто от людских взоров. Но, видимо, к концу жизни он был монахом и носил имя – Серафима. Но это не было достоянием гласности.
Со стороны советских властей он, конечно, был преследуемым. Его неоднократно арестовывали, и он сидел не только в тюрьме, но и в лагерях. Поэтому, освободившись, он скрывался и руководил тайными, катакомбными общинами верующих. Он всех наставлял не иметь никакого общения с "советской", "сергианской церковью", потому что она – "политическая лжецерковь", слившаяся с богоборной советской властью.
Рассказывает один из окормляемых старцем московский священник:
– Случилось так, что вместе с Батюшкой Владимиром были арестованы и мы, священники, пользовавшиеся его духовным руководством. Держали нас в Бутырской тюрьме в многолюдной камере, наполненной сплошь священством разного толка. Были здесь и обновленцы, и новообновленцы. Мы держались особо, нашу группу объединял наш старец. Он всё время пребывал в молитве.
Подошёл день Святой Троицы, мы встали рано и молились, стоя у большого окна, несколько затемнённого тюремным "козырьком" или "намордником". Мы даже провели и великую вечерню с чтением коленопреклонных молитв. Близкие к подлиннику старец прочёл их по памяти. А после этого, так как нам Господь послал получить с передачей запасные дары, мы все, во главе со старцем, причастились… Только у нас было недоумение, куда деть ту тонкую бумагу, в которой были дары? Ведь на ней оставались незримые их частицы. Старец сказал нам, что эту бумагу необходимо сжечь на внешнем подоконнике, обтянутом оцинкованной жестью. Так мы и сделали. Но остался лёгкий пепел и опять мы недоумевали, что делать с ним?
В тот самый момент, когда папиросная бумага сгорела быстро, с такой же быстротой на подоконник спустился "белый голубь", вмиг поклевал весь пепел и исчез за козырьком. Мы поражены были виденным. Святое чудо совершилось на наших глазах. Символ Духа Святого, "белый голубь" потребил сожжённые незримые остатки Святых Даров. Со слезами умиления старец сказал:
– Возблагодарим Господа!
Святый священноисповедниче, отче Владимире, моли Бога о нас!
12. Архимандрит отец Серафим (Битюгов), "заклинатель"
Происходил отец Серафим из купеческого сословия. Служил последнее время в храме Сербского подворья, который длительное время оставался в Москве последним храмом "непоминающих".
Со священным саном он получил и редкое в наше время, древнее посвящение в заклинатели бесов. Старец принял с этим посвящением особый дар исцелять бесноватых, одержимых, "насилуемых от диавола". Поэтому храм подворья при его служении напоминал больницу для душевно-больных. Сюда собирались всевозможные увечные, горбатые, припадочные, явно одержимые нечистыми духами.
Запомнился один рассказ священника, участвовавшего в исцелении тяжко одержимого. Начался особый молебен над бесноватым. Читаются специальные молитвы самим заклинателем. Сам больной, обычно, ничего не помнит из того, что с ним было, что он делал и говорил. А по существу такими же больными или "бесноватыми", "одержимыми" мы должны признавать сами себя. Мы все больны грехами, а грех – это плен диавола. Следовательно, все мы "бесноватые", все – "одержимые" (см. еп. Игнатия Брянчанинова)…
Исцеляемый испуганно водит глазами. Что-то неясное то ли произносит, то ли что-то происходит в нём, как бы клокочет что-то внутри его…
– Нет! Нет, не уйду! – кричит "он", странным и грубым, не своим голосом.
А молитва всё повелевает "духу" – "во имя Отца и Сына и Святаго Духа", "во имя Господа Иисуса Христа" – выйти вон из него и никогда более не входить в него… Впечатление жуткое, – что в этом человеческом теле есть "некто" разумный, но не человек!
Священник повторяет призыв освободить Божие создание… Но тот, что внутри человека, упорно стоит на своём:
– Нет, нет! Не выйду. Не хочу…
Но вдруг священник говорит:
– Во имя Отца и Сына и Святаго Духа повелеваю тебе, отвечай: был ли у вас мой отец?
Слышится ответ с недовольной интонацией:
– Был! Да ты его вымолил!
– А мать моя? Была у вас?
Опять тоном недовольным, но со страданием и отчаянием:
– А её мы и не видели!.. Потому что она всю дорогу свою кусками хлеба забросала…
Здесь надо сделать некоторое пояснение:
Бес говорит о том, о чём человек, исцеляемый, не знает… Во время страшного голода 1921 и 1922 года, мать отца Серафима взяла на себя подвиг – кормить беспризорных детей. Она буквально собирала среди знакомых куски хлеба. Делала она это изо дня в день и тем кормила несчастных детей, оставленных на произвол судьбы. Об этом подвиге бес и вспоминает, говоря, что "она всю дорогу свою кусками хлеба забросала", то есть обеспечила своим беспримерным милосердием к несчастным детям беспрепятственный восход на небо…
После того, как беснуемый повиновался священнику именем Господним заклинающим беса отвечать, священник произносит вновь:
– Именем Господа Иисуса Христа повелеваю тебе, душе нечистый, выходи! Именем Святым Троицы повелеваю…
И вдруг, вместо ответа, душераздирающий крик. И человек одержимый падает, трепеща всем телом. Становится чёрным, как мертвец… Но священник вычитывает из "требника митрополита Петра Могилы" положенные молитвы…
Пленённого человека дух сопротивника освободил, но не собственною силою священника, а призыванием всесильного имени Господа Иисуса Христа, Сына Божия, ради спасения человеков пришедшего в мiр наш, претерпевшего страшные крестные муки, смерть и воскресение из мертвых, победивши диавола и всю силу Его, призыванием великолепного имени Всесвятыя Троицы, Совершительницы нашего спасения, всех светлых Сил Небесных и всех Святых…
Вот чем изгнан бес, вышедший со страшным воплем. А сам человек страдавший ничего этого не знает, он совершенно не помнит, что с ним было… Его подводят к святому Кресту, ко святым иконам. Он охотно, с жаром целует их. А прежде это, если и удавалось, то с большим трудом, с борением…
Старцу, по молитвам Церкви, дана сила изгонять бесов… Для маловерных странно это слышать – "изгонять бесов?", — звучит как соблазн. А для неверующих всё это – "сказки". Но это достоверная реальность. Это происходило в храме Сербского Подворья, в современной, неверующей и богоборной Москве в двадцатые и тридцатые годы нашего столетия. И здесь же, при "соборном служении" находится бывший московский профессор, ставший в наше время священником и прочие свидетели чуда – изгнания нечистого духа из человека…
И вот этого старца, врача душ человеческих, архимандрита Серафима "забирает", арестовывает советская власть как преступника и сажает в тюрьму. И уже который раз. Но этот арест – уже последний. Старец скрывался, вёл жизнь катакомбника, служил тайно по домам…
Время военное. Он больной – в тюрьме. Никому не известна его кончина. Но Господь извещает особым образом о кончине праведника…
На дворе московская зима. В квартире одной близкой к батюшке Серафиму монахини света вечерами нет. Да он и не нужен. И без него в квартире от уличных фонарей светло. А квартира эта – на окраине города, рядом кладбище. Матушка прилегла на кушетку и задремала… И вдруг она вскакивает и прямо к окну. Мимо медленно проезжают сани с одиноким гробом из тюрьмы. Она кричит сыну:
– Скорей, скорей. Это батюшку повезли. Беги за санями на кладбище, узнаем, где его могила!..
Сын в миг – бушлат на плечи… Не отстал далеко от саней. На них – гроб, да возница. И больше никого… Вот и кладбище. Могилы для заключённых. Подъехал, спихнул гроб в яму. Кое-как забросал мёрзлыми комьями и в обратный путь… А юноша вышел из засады. Подошёл к свежей могиле, помолился и воткнул палку, как примету… Вернулся домой, рассказал всё матери, а она – ему:
– Задремала я. Вдруг вижу, как живого, батюшку. Он толкнул меня в бок и сказал: "Это меня везут!" Я – к окну, смотрю: сани с гробом… Я тебя и послала, чтобы знать, где могила батюшки…
Прошло несколько дней. Опять матушка видит то ли сон, то ли явь: входит батюшка в подряснике с его широким шитым поясом, кисти рук, как обычно, заложены за пояс, и спрашивает матушку:
– Мать, ты сильно испугалась, когда я тебя спящую толкнул в бок?..
Так живет тайная Катакомбная Церковь!
Святый священномучениче, отче Серафиме, моли Бога о нас!
13. Схиигумен Феодосий, старец Минводский
Он скончался в глубокой старости в 1948 году, живя в Минводах и прикрываясь юродством. Дивный был старец!
Рассказывает одна монахиня, его постриженица:
– В ту пору я была совсем молодой девушкой. Шла война. Прослышала я о старце в Минводах и загорелась желанием поехать к нему. А тогда так трудно было ездить. Но собралась и поехала. Билет достала только до узловой, до Армавира… "А там, как Бог даст, доберусь!" – подумала я. Приехала в Армавир. А там весь вокзал забит народом. По неделе и больше, люди не могут уехать. "Ну, всё, – думаю. – Здесь и месяц будешь сидеть, и то не уедешь". За сутки по несколько человек успевают сесть на проходящие поезда. "Вот и съездила, – думаю, – ни туда и ни сюда!" Пробралась кое-как на вокзал – благо, что без вещей – нашла и место. Сижу и чуть не плачу. Не знаю, что и делать. Рядом люди сидят помногу дней, ждут очереди… Начала молиться, прошу и старца помочь мне. К нему ведь еду… Вдруг идёт мальчик, перепродает один билет до Минвод. "Кому билет до Минвод?!" Я просто была поражена. Кричу: "сюда, сюда, давай!" Схватила билет и на платформу. Подошёл поезд, я села и через три часа была в Минводах. Ведь это чудо Божие по молитвам старца… А сама – голодная! Пришла к старцу. Он – такой маленький, худенький, но такой приветливый:
– Скорей, скорей готовьте поесть, мы такие голодные! – сказал он хозяйкам.
– Откуда он знает! – думаю я.
Накрыли стол. Всего много. А у нас и дома-то ничего нет. Я, как глянула на стол, то подумала:
– Вот бы всё съесть!
Старец усадил меня и всё угощает:
– Ешь, да ешь…
Я уже отказываюсь. А он говорит:
– Так ты же хотела всё съесть?
Мне так стыдно стало, что старец знает все мои мысли. Начали с ним беседовать, и я вижу, что он так мои мысли читает. Я так была поражена этим, что подумала:
– Как приеду, расскажу об этом маме.
А старец спрашивает:
– Это обо мне ты хочешь рассказать маме?
Я уж и не знаю, как с ним и говорить. Всё он знает… Недаром, рассказывали об одной женщине. Побывала у него и узнала на опыте, что он мысли самые затаённые знает, и сказала о нём:
– Да он – колдун!
Когда она пришла к нему ещё раз, он подошёл к ней и ласково постучал по голове, сказав:
– Колдун, колдун, колдун?
Помню, он говорил мне о том, что везде и всегда надо стараться произносить в уме молитву Иисусову. И употребил такую фразу, а я, по молодости лет, не поняла его:
– Залезь в "колодец" и там твори молитву, чтобы не видеть и не слышать ничего…
А я и подумала:
– Ну, вот, кто-нибудь придёт воду брать, а я сижу в колодце. Он и спросит меня: "Что ты тут делаешь?!"
А старец улыбнулся и на мою мысль отвечает:
– Не туда, не туда… Это надо понимать, как притчу… Надобно уйти умом и вниманием от всего Мiрского, не иметь никакой мысли, кроме молитвенных слов: "Господи Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй мя грешную!" И так молиться, как бы ты была на дне колодца! Ничего не видеть и не слышать, – поняла теперь?!..
Так рассказывала о старце эта немолодая уже постриженица его. А вот другой случай из жизни этого дивного старца. Это рассказ одного мужчины:
– Я торговал в "вагон-лавке". Приехал в Архангельск и там, в одном доме, зашёл разговор о крестном знамении. А я только что сам стал верующим. Сперва попал в баптисты, а оттуда перешёл в православие. Но, не смотря на это, всем я показываю, как надо креститься. Да так стараюсь, что кладу троеперстие не на плечи, а за плечи, почти на спину… Из Архангельска приехал в Минводы, здесь сдаю "лавку" сменному напарнику, а сам – к старцу. Только вошёл к нему, помолился на иконы, а он меня прямо с порога и спрашивает:
– Ну-ну, покажи-ка, как надо делать крестное знамение?!
Меня будто кипятком обожгло, но всё же я показал так, как и показывал в Архангельске. Он покачал головой в знак того, что не так… И сам начал показывать…
– Вот как надо: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!
Уезжая, домой, я отсчитал 34 рубля 40 копеек себе на билет, а остальные хочу оставить ему. Но он говорит:
– А может, не хватит тебе? Возьми-ка, а то тебе не хватит доехать.
Но я наотрез отказываюсь:
– Хватит, хватит мне. А лишнее, зачем?!
А он опять:
– А может, не хватит?
Но я был уверен, что мне "хватит". А старец всё предлагал мне взять больше… И так я взял благословение и поехал.
Доехал до Армавира. Наш поезд опоздал, (это было во время войны), а тот ушёл. И надо было доплатить. А у меня – ни копейки. Тогда только я понял старца, почему он говорил:
– Возьми-ка, а то тебе не хватит доехать!
Как понял я и другое, что со Старцем спорить нельзя, всегда "ошибёшься"… Старец предсказывал первую, 1941 года, войну…
Вышел он в рощу по дрова с одной монахиней. Был у него топорик за поясом. А в роще он начал под корень рубить молодые деревца. Матушка удерживала его:
– Батюшка! Да жалко, такое молодое рубить!
А он выбирает и рубит. Она опять. А он посмотрел на неё и говорит:
– Вот так скоро-скоро Господь будет рубить под самый корень всё юное, крепкое, но безбожное… Богу не жалко будет, потому что они восстают, воюют против Господа Бога…
И через месяц-другой вспыхнула война…
Но старец говорил о иной, будущей войне, по сравнению с нею минувшая война будет казаться не войною:
– Разве то была война (1941-1945 года)?! Вот, будет война. Начнётся она от востока. А потом со всех сторон, яко прузи (как саранча) поползут враги на Россию… Вот это будет война!
Говорил он это и даже, как это не странно, писал и в письмах. Но после той войны эта будущая война казалась слишком далекой. А теперь?! Теперь – она неизбежна. Ужасная война, в которой погибнет, по Апокалипсису, "третья часть" (9, 18).
Старец знал день своей кончины и говорил некоторым непонятные вещи. Одной из своих духовных дочерей он сказал с удивлением:
– Как же ты успела?! Успела, успела!
И всплеснул руками.
И эти слова оставались до времени загадкой, о чём старец говорил. А после его внезапной кончины, стало ясно, что он говорил о своей близкой смерти, что "успела" застать его живым.
Перед самой кончиной случилось опять-таки непонятное… Привезли во двор пустой гроб для какого-то мертвеца. Хозяева отказались принять, потому что у них никто не умер. Но на шум во дворе вышел старец из своего домика в две комнатки. Увидел гроб, лёг в него. Оказался точно по нём и забрал его себе. И вскоре, в июле месяце 1948 года, он внезапно скончался.
Отошёл ко Господу он ночью. И никто не знал об этом. Он вообще ложился под утро. А ночью молился. И поэтому никто из людей не обратил внимания, что старца нет. Однако, петух с утра начал проявлять большое беспокойство. Вскочит на его подоконник, смотрит к нему в комнату – кричит и кричит. В чём дело? Зашли к старцу, он – мёртвый… Но и кошка проявляла беспокойство. Жалобно мяукала. А как её впустили, легла в ногах его, как неживая. И в гробу в ногах лежала, пока её не вынули.
Тварь Божия почтила память старца, как сумела. Но и старец любил всякую тварь. Всегда кормил: и "своих" и чужих и перелётных.
"Советскую Церковь", "сергианскую" схиигумен Феодосий никогда не признавал и в неё никогда не ходил. Служил он у себя на дому по ночам и многие христиане причащались у него. Но однажды его начали усиленно приглашать те "священники", которых он не признавал таковыми, хотя бы придти в храм посмотреть, что всё у них "по-старому". И старец отправился, везя за собой саночки. Была зима. Он с трудом добирался. И уже, будучи у самого храма, поскользнулся, упал и сильно разбился. Его окровавленным доставили к себе домой на его саночках.
Так Господь показал на этом праведнике, что даже и заходить в храм тех, кто признает "Советскую власть" властью "от Бога", дарованную стране якобы по Божию "благоволению", а не по попустительству, в наказание за величайший грех богоотступления, даже заходить в такой храм НЕЛЬЗЯ.
Вечная память!
Святый угодниче Божий, схиигумене Феодосие, моли Бога о нас!
14. Отец иеромонах Палладий Вдубицкого скита
Отец иеромонах Палладий в прошлом – послушник известного иеросхимонаха Ионы Киевского, Вдубицкого скита Киево-Печерской Лавры. От отца Ионы он принял и постриг в монашество с именем Палладия.
Отец Палладий рассказывал о том, как советская власть приводила священство в подчинение митрополиту Сергию. Это было в 1927/28 году в Киеве.
– Нас собрали около двухсот священнослужителей на третьем этаже одного здания в Киеве, очевидно, занятого под ГПУ. Нам объявили, что все мы обязаны подписаться под "декларацией" митрополита Сергия (Страгородского), которому советская власть доверила управление Православной Церковью в СССР. Это – так называемая подписка "лояльности". Кто подпишется под требуемым обязательством, того примет в клир "архиерей" и даст назначение на место служения. А кто откажется от этого, то советская власть будет рассматривать такой отказ, как прямой акт явной контрреволюции. И с таковыми, как с "врагами народа", мы, дескать, сумеем сурово расправиться…
И далее нас начали вызывать по списку… А поставили нас так, чтобы мы хорошо могли видеть и стол, к которому вызывали по одному, и окно возле стола, и то, что происходило за окном, внизу, во внутреннем дворе этого здания.
Но как только начали вызывать, то никто не поколебался и ни один не дал подписки. Один за другим подходили к столу и отвечали отказом. И сразу же отказавшегося выбрасывали через окно вниз на бетонную площадку. Некоторые из этих мужественных во Христе мучеников, при падении с третьего этажа, сразу убивались на смерть и не шевелились. У других при ударе о бетон выскакивали глаза, но они ещё шевелились… И сразу каждого из них подбирали и бросали на грузовую машину… Так было сброшено семнадцать священнослужителей. Ко мне подходила уже очередь, – я был четвёртым после этих 17-ти.
– Я был в такой радости, передать нельзя, – говорил отец Палладий. – Я горячо благодарил Господа: "Слава Тебе, Господи, что Ты сподобляешь меня принять мученическую кончину!.." Но, увы, в этот момент вошёл один чекист и отдал приказ отказчикам давать сроки… Видимо, они поняли, что этим способом казни, никого из исповедников веры Христовой, не смогут ни поколебать, ни запугать. И после семнадцати, выброшенных в окно, они перестали отказывающихся от подчинения Митрополиту Сергию выбрасывать вниз, а начали давать сроки заключения в лагерях от пяти до десяти лет. Мне дали восемь лет лагерного заключения… По отбытии этого срока, дали ещё три года ссылки в Киргизии…"
Но отец Палладий не дождался своего освобождения из ссылки. За месяц до конца срока его арестовали на той квартире в Киргизии, где он находился в течение трёх лет. Прощаясь с хозяевами, он стал на колени и горячо помолился, а потом, в присутствии чекистов, сказал верующим:
– Да благословит вас Господь и да сохранит непоколебимыми в вере православной. Спаси, Господи, за оказанную большую милость ко мне. Господь Бог да вознаградит вас. Я же буду молиться о вас и со своей стороны обещаю Вам, при условии, если буду, жив, сообщить Вам о себе… А если не буду писать, то знайте, что меня в живых нет… Спаси Вас, Господи, и сохрани! Кланяюсь Вам земно с любовью во Христе!.."
Это было в феврале 1938 года. Его увезли, и он исчез безследно. Видимо, его расстреляли.
Святии священномученицы седьмнадесяте, купнопострадавшии и священномучениче отче Палладие, молите Бога о нас!
15. Смерть иеромонаха Гедеона и иерея Петра
Прежде всего, это два священника, которые проявили христианское мужество и со всего уезда не подписались под декларацией Митрополита Сергия. Тогда ещё были "уезды". Они на собрании священства со всего благочиния только двое не поставили своей подписи под документом, одобряющим заявление, сделанное от имени Церкви, но "Церкви Советской". Все же остальные на этом собрании поставили свою подпись под заявлением Митрополиту Сергию на подчинение ему на его условиях. Это значит, что всё остальное множество священников приняли те установки, которые требовало от них советское правительство, возглавляемое Сталиным, и которые были изложены Митрополитом Сергием, в его пресловутой "Декларации Правительству СССР" от 1927 года. Этим самым они вошли в состав новой "советской" или, говоря яснее, "красной иерархии". По существу эта красная иерархия покоится на установках обновленцев, на тайном принятии тех пунктов, которые были приняты обновленцами, – только теперь эти пункты не выпячиваются напоказ. Таким образом, эта "церковь" есть "церковь обмана", прежде всего верующих, как внутри страны, так и вовне. Догматы православной веры существуют только на бумаге и до времени. Господь Иисус Христос – "одарённый человек", и только. Пресвятая Богородица – не Богородица, потому что родила "человека"… Это даже не новые ариане. Потому что у ариан Христос, хотя и не Бог, а – тварь, но, однако, и не обыкновенный человек, а высшее существо, наивысшее среди тварей Божиих.
Так что эту "церковь", в некотором смысле, нельзя приравнивать и к арианству. Но главный "догмат" их – чисто политический: всегда и во всём следовать за Советской властью, за коммунистической партией Советского Союза. Она взяла на себя задачу перепева коммунистической идеологии на языке как бы "церкви". И Католическая и Протестантские Церкви входят в молитвенное общение с "красной лжецерковью". Но кто же и кого обманывает?! А может и обмана нет? Может быть, и Католическая Церковь и Протестантские, в какой-то мере, уже стоят на тех самых позициях, что и "красная"?
Но не состояние в "красной иерархии" для священнослужителей в СССР создаёт нелегальное положение для каждого не подписавшегося. И тем самым оба священника, отец Гедеон и отец Пётр, как не давшие своей подписи, отчётливо сознавали своё положение. Они и оказались арестованными вскоре после общего совещания всего благочиния уезда. Иеромонах отец Гедеон был расстрелян на Фоминой неделе. Иерей о, Пётр позже, но в том же 1928 году.
Когда будущий о. Гедеон был ещё мальчиком, один Христа ради юродивый сказал о нём:
– Гриша не будет кормить родителей хлебом. Он будет (тут он запел): "Господи, помилуй"! Его взяли из дома матери. Мать помнила его слова до самой смерти:
– Никуда не ходите, никого не ищите. Все подписались! Только отец Пётр, да я, не поставили свои подписи на совещании священнослужителей под нечестивым документом "отступления". А теперь ждём скорого ареста, тюрьмы и расстрела!
И через несколько дней после совещания их забрали и расстреляли… Таково "отделение" Церкви от богоборного государства!
После того, как о. Гедеон был взят, в доме его поселился схимонах Меркурий. Он досмотрел мать отца Гедеона, а сам был после этого арестован и пропал без вести в лагерях.
– Ты умрёшь далеко-далеко! – сказал ему иной юродивый, блаженный Сергий. Он же говорил:
– Теперь всё колхозное… И попы стали "колхозными"… Не ходите к ним, у них чума, там страшная ересь!
– Были в "нашем краю", – рассказывает свидетель, – и пришельцы из далёких мест, – иеромонах Никита из Симферополя и иеродиакон Тевуртий, пришлец неизвестно откуда. Первый, появившись, скрывался в наших краях. Служил по домам тайно. Но через наши языки его нашли и расстреляли. А вот иеродиакон Тевуртий, этот говорил, открыто о том, что властвует уже антихрист (в лице предтечи). И его взяли в том же, что и о. Гедеона и о. Петра, году 28-29-ом и расстреляли.
Святим преподобномученицы Гедеоне, Петре, Никите и Тевуртие, молите Бога о нас!
16. Болящий монах Сергий
Этот болящий брат Сергий был лежачий больной и до последнего дня, дня ареста, никто не знал, кроме его матери, что он – монах. Все называли его "братом Сергием".
Всю жизнь свою он провёл в кровати. В детстве приключился ему "детский паралич". И с той поры, с двенадцати лет, прикован он к постели. Руки действуют, но весь корпус недвижим.
Он был горячо верующим в отрочестве и таким же остался в юности и в зрелых летах. Болезнь только усилила это чувство.
Со временем у него открылся дар ясновидения. К нему шли и ехали люди с разных сторон. А он лежит почти на досках. Вопиющая бедность… Но некоторых посетителей он не принимал:
– Мама, – говорил он своей матери, – пойди, там идут к нам люди. Зачем я им? Накорми их и отправь!..
Но иных принимал. Говорил обычно мало, кратко. Но не всегда и говорил, но человеку давал понять. Вот – случай:
– Пойду к нему, непременно пойду. Я ему докажу, – говорил один кум другому. – Да откуда он это взял: в "церковь", говорит, нельзя входить?! Как можно "церковь" отрицать? Ведь "кому Церковь не Мать, тому Бог – не Отец!" Ведь он, подумать только, – всем говорит, что в эту церковь ходить нельзя! А где он возьмёт другую церковь? Подумал бы хорошенько. Хорошо ему лежать целыми днями, да выдумывать мертвячину… А пожил бы он с нами, поработал бы, тогда бы знал, что говорить… Да что это такое?! Прямо какая-то ересь у нас завелась!.. Непременно пойду, я ему докажу…
Так горячился этот кум… И вот они как-то и зашли с другим кумом к болящему брату Сергию. Вошли, покрестились на иконы, поздоровались и сели на лавку… А дальше пусть расскажет сам этот незадачливый ревнитель "церкви":
– Я, как вошёл, как сел, – так, как если бы кто меня кипятком обдал, – так и обомлел. Ничего не могу сказать. Алексей Григорьвич говорит, спрашивает о своих личных делах, а я не могу и слова вымолвить… Хочу сказать, но нет никакой возможности. Я даже испугался, что со мною приключилось…
Так я как немой посидел у него, и мы ушли с Алексеем Григорьевичем. Он меня потом спрашивает: что же ты молчал?! А я просто и понять не могу, что со мной случилось?!
А брат Сергий всех предупреждал, всем объяснял и со слезами умолял:
– Не ходите в открытые храмы. Они уже не наши. Все священники, в них служащие, "подписались" быть послушными советской власти во всём… Даже на паперть ступать не следует, потому что услышите пение и чтение, – и подумаете: "да всё здесь по-старому!" и зайдёте. А уж как зашли, так и всё. Там и остались!
После декларации митрополита Сергия в 1927 году многие колебались: следует ли ходить или нет в эту "церковь"? Одни говорили: "Конечно, надо ходить!" Другие: "Ни в коем случае ходить нельзя!"
Вот одна Киевская игумения недоумевала, на что решиться. И об этом усиленно молилась, чтобы Господь послал вразумление. И было ей открыто, где можно будет получить истинное наставление.
При этом подробно был показан путь, каким надо было идти туда и названо имя болящего Сергия… Игумения поручила двум верным монахиням пойти к этому рабу Божию. Они отправились за сотни километров пешком, как и было им указано. И прибыли они без особых помех. Брат Сергий уже знал, что к нему идут издалека и их ожидал. Когда они вошли к нему, он первый сам заговорил:
– Скажите матушке Игумении: ходить в эту "Церковь" никак нельзя. Пусть больше не сомневается и не колеблется. Там, в этой "Церкви", огромная, ужасная ересь. Все священники там "подписались", согласились, вошли в полное послушание антихристу… Теперь надо жить как во времена последние. Только к тем священникам и можно обращаться, что не подписались в верности противнику Христову. А их очень мало и их преследуют и убивают. Они Вас научат, как и что делать?..
Монахини рыдали навзрыд. И болящий проговорил с ними до поздней ночи, разъясняя все вопросы. И можно сказать, что раб Божий этот, болящий Сергий, удержал весь край тот от принятия сергианского обновленчества. Но ведь эта ересь не только обновленческая, а хуже и глубже. Она – начало ереси последней, ереси всех ересей, – ереси антихристовой!.. И народ шёл к нему, чтобы лично услышать из уст его, что ходить в эту "Церковь" нельзя…
Шёл народ к нему, чтобы перед ним принести покаяние в грехе неведения…
Как-то пришла одна женщина, вся в слезах и села в саду, потому что не смогла войти к нему, – ведь убила своего мужа, хотя и не лично, но содействовала этому. А подруга женщины вошла к нему и ничего не сказала о ней;
– Мама, пойди в сад, там сидит женщина и горько плачет. Приведи её сюда! Когда рыдающая зашла, брат Сергий не дал ей и говорить. Успокоил её, сказав, что покойный муж начал развратничать, что убийство его было попущено для её покаяния и т. п. Таков был дар от Бога этому смиренному подвижнику. Пожилая женщина, по случаю отъезда, пришла проститься с ним. И начала объяснять:
– Уезжаю, братец, далеко, – в Мурманск!
А он ответил:
– Дети поедут, а ты останешься.
– Да что ты, братец, говоришь?!
– Они поедут и вернутся, а ты не поедешь!
– Нет, и я поеду. Разве они без меня могут?!
– Нет, ты не поедешь…
А когда она вернулась домой, то опомнилась:
– А может, он говорил мне о смерти?! Но разве я такая старая?
Но всё это забылось за суетой. Готовилась свадьба, она поехала туда, чтобы помочь по хозяйству. А подумать о себе, о своём завтрашнем дне, не было времени… И вдруг там почувствовала себя плохо. Попросилась домой. Её отвезли. И она недели через три скончалась. Дети, действительно, поехали в Мурманск, но вскоре вернулись, не понравилось…
Так и сбылись в точности слова болящего Сергия. Но разве он говорил от себя? Он говорил то, что открывал ему Господь.
Власти стали запрещать стечение людей к больному. Зайдут к нему, посмотрят: ужасный калека, худой, одни кости, а кругом – вопиющая бедность!..
– Ты что – Бог, что ли? – спрашивают нарочито грубо, издеваясь.
– Нет! Господь Бог на небе и… везде!
– А что же ты – святой?
– Нет, я – грешный человек…
– Знаешь, мы тебе хорошую работу дадим. Будешь деньги получать. Ты будешь нашим корреспондентом. Будешь описывать, кто к тебе приходит, что говорит?
– Какой я – "корреспондент"? И зачем мне деньги?
– Как зачем? Чтобы жить! Ведь у тебя ничего нету…
– Да я и так, пока Господь держит, живу…
– Ну, смотри, чтобы никто к тебе не ходил!
И вот как-то осенью, под Покров, он вдруг одел всё монашеское. А поздним вечером пришли власти забирать его. Взяли его в тюрьму, поместили в тюремной больнице.
Медсестра, проработавшая в этой больнице тридцать лет, говорила о нём:
– Никогда в нашей больнице не было такого больного. Никогда и никто не говорил того, что он говорил!
С Покрова и до Пасхи держали его в больнице. А на Святую Пасху его вынесли из больницы на носилках, погрузили на машину и взяли с собою лопату. Потом лопату вернули. Она была в крови, в святой крови мученика Христова.
– Спаси, Господи, тебя, брат Сергий, за твои дорогие, золотые слова. Когда ты умрёшь, мы будем к тебе приходить на могилку! – говорили часто посетители.
О, нет! Никто не будет знать моей могилы! – ответил он,
Вечная память!
Святый преподобномучениче, отче Сергие, моли Бога о нас!
17. Реки, моря и озера — могилы безымянных мучеников
Все крупные реки беспредельной России, её озёра и моря стали усыпальницей мучеников за веру. В каких водоёмах только не нашли места упокоения эти страдальцы!
Вот большая группа священников собрана чекистами в Киеве, в доме на берегу Днепра. Им предложено признать митрополита Сергия главою той "Церкви", которая признана советским государством, богоборным, антихристианским.
Краткую речь произносит чекист, но акцент выдаёт, что он не русский:
– Кто этого не сделает, не признает Митрополита Сергия и не подчинится ему, тот – враг народа и советского государства. А с такими у нас разговор короткий. Всё уже приготовлено!
И говоривший это указал рукою на обшитый со сторон и крытый сверху помост, ведущий в воду Днепра.
После этого начали по очереди каждого священника вызывать и задавать вопрос:
– Признаете ли признанного советской властью митрополита Сергия в качестве "главы" "Русской Православной Церкви"? Подпишетесь под обязательством подчиниться Митрополиту?
И тем, кто отвечал отказом, связывали руки за спиной и уводили в крытый мостик. Через некоторое время мужественный мученик Христов появлялся на открытой площадке:
– И мы видели, – рассказывал один из этих священников, – как его сталкивали шедшие позади чекисты в воду, и он над водою уже не показывался.
Все верные Христу Богу, отказавшиеся изменить Ему и подписаться, были сброшены в воду и утонули, остались только малодушные, подписавшиеся.
Один из них и передаёт этот рассказ. Он заплакал, низко наклонил свою голову, попрощался и ушёл.
Святии священномученицы, иже в водах Днепра смерть за Христа приявшии, молите Бога о нас!
18. Рассказ монахини
Нас вывели всех за стены монастыря на берег реки. Там в беспорядке валялись иконы из нашего монастырского храма. Один из чекистов нам объяснил:
– Какая монахиня возьмёт одну икону и бросит её в реку, получает свободу жить. А та, что откажется это сделать, сама будет брошена в воду и утонет!
И начали вызывать. Первой была брошена в воду и утонула наша игумения. И многие за нею предпочли блаженную смерть. Их связывали, бросали в воду и они, словно камни, тонули. Многие из них читали молитвы, призывая Бога на помощь. Иные шли как на праздник. А я, окаянная грешница, испугалась смерти и допустила надругательство над святою иконою Божией Матери с Младенцем. Я своими руками бросила Её в воду, чтобы "жить". Но вместо "жизни" получила я вечную смерть, не только в будущем веке, но и здесь, на земле. Разве я живу? Я живу моею смертию! Я мучаюсь каждый день, всякий час, каждую минуту… А те, что приняли мученичество за Христа, в каком блаженном состоянии ушли в жизнь вечную!
Горе мне, горе! И никто не поймёт этого, кроме тех, что отказались от венца мученического…
И ходя по деревням и селам, эта монахиня рассказывает о своём великом грехе, об отречении от Бога, прославляя подвиг тех, кто принял мученическую смерть.
Святым жены-мученицы, в реце утопшия, ихже имена Ты, Господи, веси, молите Бога о нас!
19. Целые монастыри мучеников
Видели христиане издали, как приводили и пригоняли целые монастыри монахов и монахинь на берега Волги, связывали каждого и на одной верёвке, весь монастырь, эту "цепочку мучеников" сбрасывали в воду с баржи. Быстро-быстро все уходили под воду и не оставалось и признака преступления. Был монастырь, а теперь его "нет"!
Подобным способом в Харькове на реке Донце утопили множество монашествующих.
На берегу озера Иссык-Куль, в Киргизии, стоял большой монастырь. Всех насельников монастыря поместили на плоты, связанными друг к другу. Отвезли от берега и плоты перевернули. Сразу все утонули. А здания монастыря разрушили до основания. Но сами основания остались немыми, но красноречивыми свидетелями дел антихриста.
Святии священно и преподобномученицы, иже на Волзе реце, на Донце и в озере Иссык-Куле утопленныя, молите Бога о нас!
20. Мученики заживо погребённые
Из разных мест свидетели-христиане передают, какой ужасной смерти подвергали мучители святых страстотерпцев, зарывая их живыми в землю.
Но особенно выделялся, злейший по духовному замыслу, сатанинскому, тот случай, когда тюремщики-чекисты решили особенно поглумиться над своими жертвами, монахами и монахинями. Мучители предварительно раздели догола свои жертвы, оставили их совершенно нагими, связывая попарно, монаха и монахиню, под смех и крики:
– Мы их поженим, замуж отдадим!
спускали в яму-могилу, где были такие же… А потом начинали забрасывать и зарывать землёю громко молящихся, плачущих, рыдающих, взывающих к Богу о помощи:
– Господи, помоги! Господи, помоги!
Но плакали не только святые мученики, плакал и весь народ, свидетель этой мучительнейшей смерти… Но желанная смерть не сразу пришла. Могильные холмики всё шевелились, "дышали" ещё и на следующий день.
Святии мученицы, монаси и монахини, купно смерть лютую приявшия, молите Бога о нас!
21. Крестьяне-мученики
Во время насильственной коллективизации крестьянство не хотело идти в колхозы, потому что считало это великим грехом, отречением от Бога. Страшным террором ответила партия Ленина-Сталина на это сопротивление. Многие тысячи лучших крестьян-хозяев были расстреляны за "саботаж". Но это было сопротивление чисто религиозное, потому что власть постаралась окрасить колхозы в яркие цвета безбожия и, даже, богоборства. И крестьянство стало в непримиримейшую оппозицию колхозам.
Вот, например, что произошло в селе Макашёвке, Воронежской области, на реке Хопёр.
Отобрали человек около тридцати самых лучших хозяев – самых стойких христиан. Обвинили их "саботажниками". А они были все людьми крепко верующими, как и все жители тех мест по сей день, и пошли они открыто на страдания за веру в Бога, за веру православную. И всех их расстреляли. Никто из них не дрогнул перед смертью, не малодушествовал, не колебался. Исповеднически они на суде отвечали на все вопросы. Ободряли друг друга и всех односельчан. И приняли они смерть как награду, как святые исповедники-мученики веры Христовой.
После расстрела побросали тела их на большую грузовую платформу и повезли, чтобы сбросить в яр. А родственники шли за возом и плакали. Но один из расстрелянных оказался только раненым, а не убитым. Он подавал признаки жизни. Но это заметила и охрана. Разогнали людей штыками. Свалили с воза всех и прикладами убили того, кто ещё подавал признаки жизни…
Святии мученицы, иже в Макашёвке, молите Бога о нас!
22. За отказ от воинской присяги – смерть
Катакомбный священник отец Никита скрывался до самой смерти. Но в то же время он продолжал исполнять свой священнический долг. Он был в постоянном движении, переходя из села в город, из города в село, из дома в дом, совершая службы в "домашних церквах", исповедуя и приобщая Святых Тайн и совершая всё потребное для катакомбной Церкви. Очень много ему пришлось пережить, неся многотрудный подвиг этой Церкви, опасностей и невзгод. Но он выявил себя, как истинный, примерный, самоотверженный пастырь. Своего единственного сына, Феодора, он воспитал не столько словом и наставлением, сколько своим, без слов, примером, быть стойким, самоотверженным христианином. И юноша Феодор таким, по призыву, и пошёл в армию. Он наперёд знал – его ждёт нечестивая присяга не Господу Богу, а на верность богоборческой Советской власти, пришедшей в духе и от имени антихриста. И Феодор заранее предрешил её не принимать. И просить Господа укрепить его немощные силы на подвиг мученичества. В слезах он прощался с родителями, зная, что он их больше не увидит. Взял благословение у своего родителя, отца Никиты, у своей матери. Он просил их молиться усиленно о нём, чтобы не ослабели силы его…
Когда все другие солдаты послушно присягали советской власти, он один отказался. Смело он заявил пред всеми, что не может принести присягу богоборной власти, поскольку он – христианин. Шум большой был. Всех солдат заставили под страхом выступить против Христова исповедника, хотя в душе редкий не признавал, что он – прав. И сын катакомбного священника отца Никиты, мученик Христов Феодор, был расстрелян перед всеми солдатами части в 1937 году. Был он жителем крепкого в вере христианской Оренбуржья!
Святый мучениче, воине Феодоре, моли Бога о нас!
23. И снова мученик, сын катакомбного священника
При таких же внешних обстоятельствах, как и воин Христов Феодор Никитович, был расстрелян и небоязненно исповедавший свою веру в Господа Иисуса Христа, в Его святую "благую весть", возвещённую людям для их спасения, воин во Христе – Пётр Герасимович Замесин.
– Так ты говоришь, что твой Бог – Христос пришёл для "спасения людей"?! Но какое для тебя лично "спасение", если мы тебя, как преступника, за нарушение "закона", завтра же расстреляем?! – говорил Петру начальник.
– Ваш "закон" – не закон. Один есть в мiре Закон, которому все люди должны подчиняться. Это – Закон Божий. Но Бог попускает человеку, и нарушать Его Закон и отвергать Закон Евангельской любви и принимать ложный закон, закон диавольской ненависти. Что Вы и делаете… Я верю, в жизнь вечную во Христе и приму смерть за Христа с великой радостью!..
Воин Христов Пётр был расстрелян в году 1937 или 1938-ом. (1944 или 1945-ом.)
Святый мучениче Петре, моли Бога о нас!
24. Два родных брата отказались принять присягу
– Мы не отказались бы служить в той Армии, что идёт со Христом, идёт с Богом. Но служить в Армии, какая против Бога, против Христа, мы не можем и не будем, – мы христиане!
Сперва их держали под арестом в городе Шарлыке, Оренбургской области. А потом перевезли в Александровку, той же области. Здесь жили их родители и богоборные власти надеялись повлиять через них на их сыновей, так как, в противном случае, ждёт их смерть. Но богоборцы ошиблись. Родители, будучи убеждёнными христианами, не только не отговаривали своих сыновей от отказа служить в Красной Армии, но как раз, наоборот, поддержали их в их решении: умереть, но не служить. Зная, что сыновьям грозит смерть, родители, со слезами на глазах, им говорили:
– Дети, дорогие деточки, Вы – надежда наша. Кроме Вас, у нас детей нет. Вы знаете, что Вас ждёт… Но помните, что Вы приняли святое крещение. А оно есть присяга на верность Самому Господу Богу… Мы – Ваши родители, а Вы – наши любимые дети. Мы благословляем Вас быть верными христианами и в жизни и смерти за Христа, Господа Славы. Божие благословение на Вас и наши горячие молитвы с Вами и о Вас… Идите, дорогие, идите в вечность.
Начальство этого никак не ожидало. Вместо отговора – благословение… И сыновья, и родители от умиления плакали. Да и самим присутствовавшим из начальства было не по себе… Но советская система такова, что люди делают лишь то, что противно их совести и что им прикажут. И судьба этих доблестных Христовых воинов была такова.
Их, в летней одежде, при сильном сибирском морозе, погнали пеших конвоиры на лошадях из Александровки в город Оренбург. Это примерно – 100 километров. Но понятно, что Оренбурга они не достигли. Чтобы не замёрзнуть, им приходилось бежать, но ни сердце, ни ноги не смогли этого выдержать и оба упали и замёрзли в пути.
Но и родители их, проявившие такую исповедническую стойкость, скончались в тот же день и, как говорят, в тот же самый час, страдая за сыновей, и зная, что в такую стужу их гонят по дороге на Оренбург. А может, быть родителей и умертвили… Но, так или иначе, в один день и час мученически скончалось всё это христианское семейство – два сына, отец и мать, – показывая пример стойкости христианской.
Все они принадлежали к тайной Церкви – Катакомбной. И это произошло в 1937 году.
Святии мученицы, два сына, отец и мать, ихже имена Ты, Господи, веси, молите Бога о нас!
25. Два воина-мученики
В одном воинском подразделении, находившемся не так далеко от Москвы, произошёл иной случай расправы с отказниками от воинской присяги. Их уничтожили, хотя и тайно, но так, что всё подразделение знало сущность дела. Тайное дело это было шито белыми нитками.
Два солдата, воспитанные в Катакомбной Церкви, вступая в ряды Советской Армии, решительно отказались принести клятву верности Советской Власти. Они объяснили:
– Мы своим отказом присягнуть не хотим заявить, что мы будем предателями советских вооружённых сил. Нет, мы будем исполнять решительно всё, что нам прикажут, если это не противоречит христианскому закону жизни. Но принять присягу мы не имеем права, потому что власть, которой мы должны присягнуть, антихристианская. А мы – христиане. Мы обязаны исполнять закон Христов. А советская власть – власть не только безбожная, но и противобожная, богоборная…
После такого объяснения их оставили как будто в покое. Никакого взыскания не наложили на них. Но через несколько дней их вызвали в наряд куда-то ехать на грузовой машине. Но машина была без бортов, борты были сняты, оставалась одна ровная платформа. На эту платформу солдаты сели. Но чтобы можно было понять цель, их руки заняли каким-то грузом, как бы врученным им для перевозки. Расчёт был ясный. При быстром движении машины, солдаты должны слететь и разбиться. А если не насмерть, то на этот случай сели в кабину с водителем двое (со "спецзаданием")… Их привезли мертвыми.
– Несчастный, аварийный случай-солдаты упали с машины и разбились!..
Это уже замаскированный вариант – "высшей меры наказания", для тех воинов Христовых, что во имя веры в Бога и верности Ему отказывались принять присягу на верность противникам Божиим. Случай этот произошёл уже после войны в шестидесятые годы.
Святии мученицы, ихже имена Ты, Господи, веси, молите Бога о нас!
26. Мученики Машука
На Восточном фронте полный разгром. Советская сторона отступает, Германская Армия быстро движется на восток. Красные "хозяева" России подготавливают тыл к сдаче. Прежде всего – тюрьмы, в которых сидят те, кто "ждёт" немцев. В Киеве, в огромной Лукьяновской тюрьме, были расстреляны прямо в камерах тысячи заключённых. Но в Ставрополе ещё имеют время вывести "контриков" из города, а там уже расправиться с ними по морали марксизма.
"Спецэшелон" заключённых из областного города Ставрополя прибыл на линию Москва-Кисловодск. На станции Машук, место дуэли М. Ю. Лермонтова, вагоны отцепляют и подают в тупик, в Каменоломню. В вагонах – "принципиальные контрики", священники и монахи. Их выгружают, связывают руки и завязывают глаза. И эту "слепую колонну" куда-то ведут.
Раздаётся команда:
– Стой! Первая пятерка шагом марш!
За пятеркой встали пять солдат НКВД. Они "помогают" идти, не дают никому отставать. Подводят "слепую пятерку" к глубокому отвесному обрыву, образующему огромный котлован каменоломни и, при содействии солдат, ничего не подозревающая пятерка летит с большой высоты вниз… Крюками оттаскивают бездыханных и укладывают рядами все следующие пятерки. Потом их забрасывают землею, щебнем и песком. Пускают лёгкий трактор уровнять для следующего вагона…
И всё это – пожилые и старенькие священники, и монахи, вся которых вина и всё преступление в том, что они подлежат "уничтожению".
Святии священномученицы и преподобномученицы Христовы, ихже имена Ты, Господи, веси, молите Бога о нас!
27. "Бем – бац!" (Мученики Ставропольские)
Здесь же, в Ставрополе, находился, здравствующий быть может и поныне, некий "прославленный" палач, по прозвищу, едва-ли по имени, "Толя". Он – не русский. Этот тюремщик отличался чрезвычайной силой. С одного удара мог убить человека. Он и был при тюрьме палачом. Левой рукой он только "поддавал" на правую свою жертву, а правой в висок наносил смертельный удар. При этом у него был обычай, когда подает левой рукой, произносить:
"бем",
а когда, вследствие этого удара, человек покачнётся в противоположную сторону, следовал смертельный удар правой руки и палач, притопнув, приговаривал:
"бац"!
Это "бем-бац" было нераздельно, так как удары следовали один за другим молниеносно. Упокой, Господи, души усопших раб Твоих!
Святии мученицы, молите Бога о нас!
28. Смерть монаха Иоанна
Монах отец Иоанн жил совсем легально в горах, как пасечник с ульями пчёл. Но кому-то это не нравилось и мешало. А мешало то, что он был не "как все". Ото "всех" он выделялся тем, что не пил, не курил, не сквернословил, не вступал в ссоры и драки, а жил вдали от всего этого… И вот эти-то "черты", очевидно, и мешали "кому-то", потому что такой человек – как бельмо на глазу…
И вот нашлись двое. Кто они, не будем гадать, и высказывать наши предположения. Нашлись, иными словами, люди, которые решили "убрать" его с гор. Они предложили монаху свои услуги, когда понадобится, перевезти его пасеку на другое место. Это обычно для пасечников – чтобы был лучше "взяток" (добыча нектара с цветов). И он согласился, хотя другие его предупреждали не связываться с ними, что люди это ненадежные… И вот настал тот день. Погрузили улии на машину и вместе с пасечником поехали. Но по пути непредвиденная остановка в укромном месте, в горах возле речки. Хозяина пасеки они вытаскивают из машины и заявляют ему, что, так как он христианин и монах, то они и решили его распять по подобию Христа. Поискали подходящего для распятия дерева, но не нашли. Тогда решили распинать на земле. Но, прежде всего, поиздевались над ним, как они говорили: "Сказано в Евангелии:
заплевали его и пакости ему всякия деяху".
А потом уже приступили к самому "распятию". Обо всем они сами с бравадой рассказывали при суде:
– Забили мы большой гвоздь в правую руку, а потом и в левую. После этого пробили гвоздями обе его ноги. И говорим ему; в Евангелии мы читали, что один из воинов пробил Христу бок. Ну, так, чтобы и ты был похож на Него, и тебе сделаем то же самое.
После этих слов, как рассказывали убийцы, нанесли ему рану меж рёбер.
Кровь заливала страдальца, а убийцы с особым наслаждением мучили свою жертву. Но отец Иоанн ещё не умирал и был в сознании. Они начали торопиться, потому что было поздно. А рядом шумела горная речка. И палачи решили его утопить. Бросили в воду, а сами сели в машину и с пчёлами уехали.
От холодной воды мученик, очевидно, очнулся. И он попытался выбраться на берег, но не смог из-за потери крови. Он так и застыл у самого берега, держась за куст, совершенно обезкровленный.
Надо ли говорить о том, что людей, сделавших это "полезное социальное дело", всё же для видимости арестовали и судили. Но суд выглядел очень странно. Убийцы, улыбаясь и с хвастовством пересказывали свои, по их понятиям, "героический подвиг", – убить ни за что, ни про что человека… Явно, что "подсудимые" были "своими людьми".
Святый мучениче, отче Иоанне, моли Бога о нас!
29. Смерть монаха отца Иоасафа
Добрый, кроткий, на редкость приветливый, всегда ищущий как бы всем чем-нибудь послужить, помочь, угодить, был этот тайный монах отец Иоасаф. Возьмется, бывало, поднести вещи совсем незнакомым людям, поможет пожилым, инвалидам в поезде ли, или в автобусе. А ведь и сам был уже немолодой, а старичок.
В открытые храмы, обновленческие или сергианские, он никогда не ходил, руководствуясь советом старцев.
Прекрасно он пел. Но после заключения, – а сел он за то, что уклонился, как христианин, от службы в Красной Армии, – он стал юродствовать. Выйдет ночью на двор в селе и закукарекает. Да так точно, как настоящий петух. Говорят, что, живя в Закавказье и часто пользуясь автобусом, он вдруг запоет высоким чистым тенором какое-нибудь мелодичное песнопение. И здесь же вдруг прокричит петухом и расскажет всем, что ему "петуха зашили в живот при операции". Все смеются… А у него и вправду была в лагере операция по случаю заворота кишок. И вот грезилось ему, что там у него, в животе, сидит петух, а может, он только представлялся. Но всё это, так или иначе, наблюдали органы и, конечно, расценивали этого петуха, как очень "опасную" агитацию, подрывающую Советскую власть.
Двое из них уже охотились за ним. Но он сумел избежать их рук. Хотя они и грозили ему:
– Ну, погоди, попадёшься ты нам. Живым не уйдёшь, запомни!
Взять его официально, было бы очень не популярно, широкую известность имел он в городе, да и полная безобидность его… И органы предпочли действовать неофициальным путем. И это им удалось.
Старичок этот, – а о нём почти никто не знал, что он монах, – иногда выходил в горы собирать лекарственные травы. Он был знатоком этих трав. И, когда он отправился на этот промысел, то те двое на этот раз не дали ему ускользнуть. Дело было в лесу. Заметил он их, но слишком поздно. Видя своё безвыходное положение, он упал на колени, ниц лицом и начал молиться, готовясь к смерти. Тогда убийцы, приступив к нему, – стоящему на коленях, с головой прижатой к земле, – начали наносить ему удары ногами с двух сторон в живот. Это сразу лишило его всякой возможности звать на помощь, если бы он и хотел. А при дальнейших ударах лишило его и чувств. Быстро проделав всё это, чтобы не быть замеченными, убийцы скрылись. А он так и оставался стоять на коленях головой в землю. Ведь он был ударами в живот не только лишён чувств, но и убит, поскольку эти удары ногами, через диафрагму, били по сердцу. С наступлением вечера, под покровом темноты, убийцы вернулись к своей жертве. Они, очевидно, не ожидали или в впопыхах не доучили, что монах окажется мёртвым. И поскорей его повесили, симулируя тем самым самоубийство. Но скрыть доказательств убийства – не сумели… Впрочем, этого и "не требовалось"…
На другой день прохожие случайно обнаружили его, висящим на дереве в очень неестественном положении. Ведь он успел застыть на земле, в молитвенном положении "ниц", прежде чем его, спустя много часов, подвесили. И это выступает явным доказательством против официальной версии самоубийства.
Всё тело убитого было собрано в комок. Колени сильно согнуты, руки прижаты к груди, голова повёрнута в сторону, с лицом, обращённым вперёд… При самоубийстве картина совсем иная. Голова с лицом смотрит вниз, как бы в ноги, потому что у самоповесившегося подбородок всегда упирается в грудную клетку, руки вытянуты до отказа "по швам", ноги и даже ступни ног представляют одну прямую линию…
Ещё очень характерно, что у него пальцы рук застыли, сложенными – не только на правой, но и на левой руке – к крестному знамению… Совершенно ясно, что произошло сперва убийство, а потом уже через 10-12 часов убийцами было симулировано "самоубийство".
Но ведь кроме внешнего положения тела и его частей снаружи, ещё более доказательны свидетельства органов тела внутри. При самоповешении всегда остаётся темный след от верёвки на шее, сдавливающей горло и вызывающей смерть. Здесь же никакого следа не было. При медицинском вскрытии (вскрывала женщина) в полости живота была обнаружена масса застывшей крови. Печень оказалась рассеченной в нескольких местах очень сильными ударами. И весь живот был окрашен в тёмно-синий цвет. Все это подтверждает, как причину смерти, убийство. А власти объявили, вопреки явной очевидности, причину смерти – "самоубийство". И это подтверждает, что смерть тайного монаха Катакомбной Церкви была запланирована и одобрена в кабинетах начальствующих. Он был убит 8 или 9 сентября 1968 г. (перед Усекн. главы И. Предт.)
Что поделать, за грехи наши и отцов наших, в России правят уже более шестидесяти лет вульгарные убийцы и их идейные вдохновители и помощники.
Святый мучениче, отче Иоасафе, моли Бога о нас!
30. Смерть учительницы Марии Васильевны
Учительница Мария Васильевна была удивительным человеком, уже хотя бы потому, что все учащиеся её любили и всегда, когда произносили её имя, прибавляли – "наша". Она была очень внимательна ко всем ученикам школы. Её никогда нельзя было увидеть рассерженной. Она умела подойти к каждому, и все ей доверяли, как матери, знали, что она никому и никогда не сделает неприятности.
В ней было что-то неуловимое, что делало её непохожей на других учителей. Это неуловимое, что она скрывала ото всех, была её пламенная религиозность, вера в Бога, вера в Его святой промысел, поэтому она, если узнавала о ком-либо, что он или она из верующего дома, из верующей семьи, к тем она была особенно заботлива и ласкова.
Но директор школы был не только партийным, но и убеждённым атеистом и, очевидно, был связан с органами ГБ. И он заподозрил Марию Васильевну в том, что она – верующая, – потому что она не была с ним близка и как-то сторонилась от него. И он обдумывал план, как установить точно, верующая ли она или нет.
И вот во дворе школы появляется какой-то ров, какая-то канава. И директор воспользовался этим обстоятельством для проверки. А быть может, наоборот, сама канава была придумана, как мнимый повод к задуманной проверке. Эта уловка директора служила не только средством выявления Марии Васильевны, но и всего персонала и всех учащихся в отношении их религиозной убеждённости. Для этой цели была положена, как мостик, через канаву новая икона Богоматери с Младенцем, изображением вверх.
Став на икону, директор объяснил, что вся школа, собранная во дворе по классам, со своими классными наставниками, должна пройти по образу с одной стороны канавы на другую. Говоря это, он постукивал каблуками по самому лику Пресвятыя Девы Богородицы.
После этого "вступления", он начал пропускать всех по классам через этот "мост", следя за выражением лица переходивших. А перед каждым классом – первой должна пройти классная наставница или наставник, за ними уже весь класс. И вот, когда Мария Васильевна подошла со своим классом и должна была пройти по святой Иконе Божией Матери на другую сторону, где стоял директор, она остановилась и сказала громко:
– Я считаю исполнение Вашего приказания лично для себя преступлением, а ваше требование – противоречащим Конституции Советского Союза. Я верующая православная христианка. И по Святой Иконе Богоматери и Богомладенца – ходить не буду!
Этого было достаточно, чтобы лучшая учительница школы исчезла вообще, не только как педагог, но и как живой человек, – безвестно куда делась. Словно земля поглотила её. О ней никто и никогда не слышал ничего. И это дело сделал сам директор школы… Только ходил слух, что её, как верующую христианку, расстреляли!..
Святая мученица Мария, моли Бога о нас!
31. Кончина игумена отца Арсения
"Блажен путь, в оньже идеши днесь, душе, яко уготовася тебе место упокоения".
Воистину блаженна душа, отшедшая из нашей многотрудной, бедственной жизни, из нашей среды, в день святого Иова Многострадального.
Блаженна душа эта во многих и многих отношениях. Ибо усопший Игумен отец Арсений оставил о себе не только добрую и вечную память, но сверх того, оставил высокий образец и пример веры ревностной, особенно для нашего тяжёлого времени преподанный.
"Несть человек, иже жив, будет и не согрешит!" Какие дивные слова?! Нет человека, который бы прошёл через плачевную юдоль жизни земной и не получил бы во брани духовной ран и увечий, – ошибок, грехов и прегрешений. Все несут то или иное бремя греха. Все виновны пред Господом Богом. Пред Богом все мы безответны, – "всякаго бо ответа недоумеющи, сию Ти молитву, яко Владыце, грешнии, приносим: помилуй нас!" Но Богомудрые Отцы, желая ободрить и избавить нас, от безмерной печали согрешивших, говорят так. Ведь не тот воин вызывает удивление и получает высокую похвалу и награду, который за всю войну не получил ни одной раны, а тот, кто сопротивляясь и, будучи изувечен врагом, вышел в конце концов победителем. Таков именно отец Игумен Арсений (родившийся 19 августа 1890 года и скончавшийся 6/19 мая 1975 года).
Строгий аскет и подвижник, принявший благое иго Христово в ранней юности, он показал высокий пример монашеского жительства в наших безконечно трудных условиях. Он вёл жизнь скитальца, гонимого имени Христова ради. Исключительно трудный подвиг он нёс: кое-как питался, кое-где спал, словно нищий, и то самый последний, одевался едва ли не в рубище. Он избегал всяких удобств, не давая покоя и без того изнурённому телу…
Ко всему он не только монах, но и пастырь. Пастырь добрый, полагающий душу свою в заботах и молитвенных трудах за пасомых. Не ради скверного "прибытка", или "гнусной корысти", как говорит святый Апостол (1 Петр. 5, 2), трудился он, этот бессребреник и милостивец. Он умер нищим, как нищим жил он в этом мiре, дабы богатым быть в загробном, вечном.
И хотя претерпел он некое кораблекрушение опасное в вере, так что оказался в волнах ложного мудрования богохульной ереси имябожнической или так называемого "имяславия" и ещё более страшной ереси, гнездящейся в недрах красной сергианско-алексеевской лжецеркви, но не утонул в этом обольщении, а выплыл на берег православного исповедания. Он осознал всю глубину своего заблуждения и принёс Богу глубокое, слёзное покаяние, принял на себя строгую епитимию, предусмотренную законом Святой Соборной и Апостольской Церкви Православной, не приклонившей своих колен пред новым "Ваалом" богоборства антихристова. В ознаменование глубокого раскаяния, в духе и букве послушания святым канонам Церкви Христовой, он смиренно прекратил священнодействование, что и предусмотрено каноническими правилами. И тем самым оставил сияющий пример для всех попавших в такую же духовную беду.
Он мужественно и исповеднически вынес злоречие тех, кто в духовном ослеплении не знает, что творит: "Господи, не вмени им греха сего", – скажем словами первомученика Стефана (Деян. 7, 60).
Пред многими свидетелями он, по правилу 1 Святого Вселенского Второго Собора предал анафеме, т. е. "отлучению", упомянутые ереси: ересь имяславско-имябожническую, богохульно утверждающую, что любое имя Божие, в слове человеческом и, "особенно" – "имя Иисус", есть Сам Бог по существу и естеству. В то время, как Св. Церковь учит, что Бог по существу – "неименуем!"
Предал он многократно анафеме и своё заблуждение как ересь антихристову, ныне в лице красной лжецеркви раболепствующую перед антихристовой советской властью, которая получила, как сказано в Божественном Писании, "от Сатаны" и "силу свою и престол свой и великую власть" (2 Фесс. 2, 9 и Откр. 13, 2), и богохульно утверждающей, что эта власть, как и всякая – "от Бога!"
Дивной христианской кончиной, поразившей всех, окончил свою долгую жизнь этот восьмидесятилетний старец, дважды разбитый параличом и потому лишённый зрения, слуха и речи, он всё же оставался в памяти верующих до последней минуты. Никакого малодушия, уныния или отчаяния! А казалось бы, оно – так естественно, так человечно в этом положении. Но он жизнью своею приготовился к смерти. Она не пугала его. Он ждал её. Его ум и сознание, хотя и лишённые ясной, членораздельной речи, были направлены только на молитву. Не имея возможности даже вымолвить слово, он перебирал, глухой и слепой, чётки. Когда пальцы рук не могли этого делать, он умудрялся делать это устами!..
Когда ему становилось легче, тогда он произносил слова молитвы Иисусовой в слух. За шесть дней до смерти он всю ночь на родительскую субботу произносил:
"Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!"
А внешне он был безжизненным мёртвым телом, даже тогда, когда мог ещё ходить… Хотя не было силы в руке, он до последнего издыхания пытался осенять себя крестным знамением, поднятая рука не слушалась и падала без сил. И, несмотря на это, он снова и снова делал попытки…
Из-за пасмурной погоды несколько дней не было видно солнца. Но, как только гроб с его останками был вынесен из дверей дома, вдруг из мрака туч блеснуло тёплое солнце. Это было столь удивительно, что даже местные татары, магометане, признали в этом чисто духовный смысл:
– Не простой был человек, ваш старик. Большой он человек!..
Да, новопреставленный отец Арсений (в мiру Андрей Дмитриевич Мельников) отошёл в иной мир. Но он не умер. Он жив о Господе! Всевышний принял его покаяние и простил… И как помогал он духовно при жизни, так, верим, будет помогать и по смерти!
"Во блаженном успении – вечный покой!"
Вечная память, вечная память, вечная память! Аминь.
Преподобноисповедниче, отче Арсение, моли Бога о нас!
Старец Арсений рассказывал случай, когда его призвал к усиленной молитве совсем незнакомый и неправославный и, даже, не христианин:
– Я как-то сидел в двадцатые годы со своим старцем Даниилом в тюрьме. Нас прямо из монастыря забрали. Старец непрерывно молился, стоя в камере на коленях. А в камере столько людей, что только один проход посредине, и все люди лежат на полу. А я в ту пору ещё молодой, стеснялся людей и не смел, молиться открыто.
И вот, как-то поздно вечером подходит незнакомый татарин и говорит мне:
– А ты что не молишься?! Видишь, как твой старик всё время молится. Становись и ты, – молись! Я очень удивился этим словам, – послушался совета, стал на колени прямо в проходе (другого места не было) и начал горячо молиться.
А на утро моего старца вызвали "с вещами"… А через несколько минут и меня вызывают:
– Мельников Андрей Дмитриевич, "с вещами!"
Я вышел. Оказывается, нас обоих на освобождение. Когда старцу сказали, что он освобождается, то он попросил освободить с ним и меня… Вот что значит усердная молитва к Богу, как пророка Иону из чрева китова, так и нас из ада освободил Господь, по молитвам моего старца Даниила. Но самое удивительное то, что к молитве меня призвал, даже заставил, магометанин… Я рассказал старцу об этом.
Он же ответил:
– Слава Богу, за Его несказанную милость! Пути промысла Господня – неисповедимы…
Об игумене Арсении рассказывала одна монахиня:
– Приехал к нам отец Арсений. Мы знали раньше, что он разыскивает одного "Владыку", с которым встречался много лет тому назад в условиях тайной, Катакомбной Церкви. И этот Владыка увещевал его оставить, как неправославное, заблуждение "имяславское", объясняя, что не только в слове человеческом, но даже и Ангельском, как пишет об этом св. Иоанн Златоуст, имя Божие не есть Сам Бог… Но в ту пору отец Арсений не внял увещеванию. Но после этого много лет трудился, ездил, разыскивал того, с кем имел беседу, разыскивал, на сей раз для того, как он говорил, чтобы "покаяться". И вот он, ища того Владыку, наконец, приехал к этой монахине, – и пал на колени передо мною и говорит своим уральским, на "о", говором:
– Матушка, приехал я, чтобы каяться. Скажи, ради Христа: где Дедынька?! Умоляю, скажи! Но я и вправду тогда не знала, где он. Да и знать-то нельзя, сегодня – здесь, а завтра уже в другом месте… Я отвечаю громко, чтобы он слышал… А он всё лежит на коленях, ниц лицом.
– Батюшка, да я ведь не знаю, где он может быть. Ведь он скрыт ото всех!..
– Ну вот и умру тут. Не встану. Умирать буду. Где Дедынька?!…
32. Смерть за веру в Бога
Михаил Васильевич Авдеев, так звали этого мученика, был жителем города Оренбурга. А работал он шофёром на грузовой машине. В момент насильственной смерти ему было всего 35 лет.
При какой-то неисправности в машине он был принуждён залезть под машину и долго лежать под ней, производя ремонт. Вследствие этого он застудил почки и попал в терапевтическую больницу с диагнозом: воспаление почек. В связи с этим, он чувствовал себя очень плохо и стал, не таясь, чего в Советском Союзе делать "нельзя", перед всеми молиться и, даже, "подумать только", по обычаю христианскому, просить у всех, находящихся в палате, "прощения", говоря, что он "будет умирать". И он не ошибся… Из-за этого "непорядка в палате", были вызваны советские врачи и, конечно, его, поскольку он верит в Бога и молится Ему, констатировали у больного "внезапное умопомешательство", "сумасшествие". Ведь советское государство признаёт вполне нормальными только тех людей, которые не верят в Бога и не молятся. А в данном случае в поведении больного была, очевидно, усмотрена прямо-таки "дерзкая демонстрация" религиозных чувств и убеждений. Поэтому Михаила Васильевича срочно переправляют в психиатрическое отделение больницы, с особым направлением, как "социально опасного пациента".
Но и здесь он проявил себя так же, как и в терапевтическом отделении. Он продолжал перед всеми в палате молиться и у всех просил прощение, заявляя, что он умирает:
– Я умираю, я умираю.
А далее рассказывает уже мальчик, находившийся в этой палате и вскоре выписанный из больницы. На вопрос, как случилось, что Авдеев так внезапно, в первый же день поступления в больницу, скончался? Тот ответил:
– Ну, вот вошёл врач с большим шприцом и говорит: "Вам плохо?! Сделаем укол, инъекцию, и Вам сразу станет легче!" А как сделал этот укол, то больной даже не шевельнулся. Сразу умер!
С каким хладнокровием убивают молодого человека! Как будто бы это неодушевлённая вещь. Но город Оренбург издавна "славится" своей холодной жестокостью, как в тюремном режиме, так и в больницах, подчинённых чекистскому надзору.
А это происшествие с Михаилом Васильевичем Авдеевым, шофёром тридцати пяти лет, человеком крепкого здоровья, случилось совсем недавно, в 1977 году.
Умученный Христа ради раб Божий Михаил происходил из крепкой крестьянской православной семьи, руководимый пастырями исповедниками и мучениками. И сын их духовный в расцвете сил ушёл тем же православным путём, что и они. Сбылось на нем слово Писания: "Ученик не выше учителя, и слуга не выше господина своего. Довольно для ученика, чтобы он был, как учитель его, и для слуги, чтобы он был, как господин его" (Мф. 10, 24-25).
Вечная память!
Святый мучениче Христов, Михаиле, моли Бога о нас!
33. Отец Михаил Васильевич Ершов
Родился 17 сентября 1911 года в селе Мамиково, Казанской губ., в крестьянской семье. Отец – Василий, убеждённый большевик. Мать – Дария, верующая. Отец всячески травил сына, не пускал в церковь, из-за этого ослеп. Потом, когда обратился к вере, прозрел.
Отец Михаил очень популярен среди Катакомбной Церкви, Истинно-Православной Церкви (ИПЦ). Во время гонений на Церковь много странничал, тайно служил, организовал скинию. Когда о. Михаил был. мальчиком 18 лет, то в храме в городе Чистополе, во время причастия его увидел некий старец и сказал:
– Сей отрок понесёт грехи всего народа!
Он – иеромонах. Первый арест был в 1931 г. 3 марта и судили за Церковь Православную по статье 58, пункт 10, осудили на 8 лет. Во второй раз арестовали 12 декабря 1943 г. за церковную проповедь и 18 августа 1944 г. осудили к высшей мере наказания – расстрелу.
Провёл в смертной камере-одиночке 81 день, всё это время его морили голодом. 9 ноября 1944 года заменили расстрел 15 годами каторги.
Иеромонах Михаил прошел почти все тюрьмы: Казани, Арзамаса, Воркуты, Ольги, бухты Ванина, Сахалина, бухты Нагаевой, Магадана, Сусумана, Колымы, Хабаровска, Благовещенска, Братска, Тайшета.
В 1958 году его из лагеря, и других людей с воли, вместе с ним судили в Казани и дали срок на 25 лет. Сидел в Мордовии на станции Потьма. Провёл 15 лет в кандалах. Волосы и бороду вырывали по волоску. Он имел от Господа великий дар прозорливости и исцеления.
Многих он исцелил прокажённых, бесноватых, хромых, слепых и больных.
Он исцелил в лагере иссохшую руку Ивану Кокареву, исцелил ноги Василию Калинину, лежавшему без движения три года. Подошёл, взял за руку и сказал:
– Встань и иди!
У Русакова Григория он исцелил прокажённое лицо, от которого уже шла вонь, снял всю корку с лица его. Об этом говорят духовные дети его.
Сейчас его родственникам на их запросы приходят ответы, что он "умер". Но среди них был ответ, что он переведён в психиатрическую больницу специального "тюремного" типа. Возможно, что его скрывают от верующего народа в силу очень большой его популярности. И, очевидно, предвидя это, он предупредил, что его будут скрывать и наказал своим духовным детям не верить сообщениям о его смерти. Все его духовные чада уверены, что он сокрыт в психиатричку для уничтожения. По неподтверждённым данным он находится в одной из самых страшных психиатричек специального типа г. Казани. Об этом проговорился прокурор г. Казани, когда принимал его родственников, повсюду его разыскивающих.
34. "Не знаю!"
Вот рассказ молодой девушки, лет восемнадцати. И она, как катакомбница, попала в цепкие руки следователей. Следователи-гебисты решили ее, во что бы то ни стало сломить.
– После неуспешных допросов с угрозами и побоями меня привели в особый кабинет. Это не был обычный следовательский кабинет. В нём стояла кушетка, на столе, покрытом белым, стояли всякой величины флаконы. Было и кресло наподобие тех, что можно видеть в любом кабинете зубного врача. Но только это не было зубоврачебное кресло, а совсем особое, со многими проводами и поясами. Здесь же были и больничные носилки. Человек, находившийся в этом кабинете, был одет как доктор, в белый халат. Он спросил меня:
– А по какому делу Вы обвиняетесь и почему Вас привели сюда?
Я ответила:
– Не знаю!
– Ну, вот за это "не знаю", Вы сюда и попали. Но здесь все сознаются. И Вы тоже откажетесь от Вашего "не знаю"…
При этих словах он подвёл меня к креслу и сказал:
– Садитесь!
Я села и, закрыв глаза, начала призывать в уме Спасителя: "Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную!" Эту молитву так люблю, что и постоянно молюсь ею… А тот человек в белом – я почувствовала – что застегнул на мне какой-то пояс и меня прижало к спинке кресла. Он, чем-то холодным, прижал и мою голову. Смочил на ногах мои чулки, и также ноги были зажаты…
А я всё молилась и молилась, предав себя на волю Божию. И мне совсем не было страшно. Я была, как в забытьи, как вне себя, в том смысле, что меня совсем не касалось то, что он делал. Господь послал мне великую милость, что я вся ушла в молитву лёгкую и радостную. А человек в белом несколько раз растерянно повторил:
– Не могу понять, в чём же дело?.. В чём дело?! Ведь всё исправно?!
Сколько прошло времени с тех пор, как я вошла в этот кабинет, я не знала. Меня это не касалось… Он то расстёгивал, то застёгивал пояса. Наконец, он снял с ног что-то, освободил грудь и горло, и пояс сидения…
– Слава Тебе, Господи! Слава Тебе!.., – внутренне сказала я, вздохнула свободно и открыла глаза.
А он, бледный и усталый, долго молча смотрел на меня. А потом упавшим голосом просил:
– Скажите… почему на Вас не действует электрический ток?!
Я ответила:
– Не знаю!
И меня увели.
IX
Катакомбная Церковь, как уже было сказано, зарождается одновременно с кровавым захватом власти в России, внешне – интернационалом, а внутренне, духовно – спущенным с цепи атеизмом. Ленин в пору становления власти интернационала публично заявлял:
"Чем больше крови, тем крепче власть!.. На Россию нам, господа хорошие, наплевать…"
Десять лет идёт неравная борьба между обречённой на уничтожение Церковью и богоборной властью советского государства. Огромная часть российского мученичества приходится на этот период, на период так называемого "военного коммунизма" и до 1927 года.
И Церковь Православная, сколько не усекали Её главу, не пала. Она оживала, возрождалась в катакомбах. И символическим знамением неистребимой жизни Катакомбной Церкви является жизнь после смертной казни в ночь под Св. Троицу в 1918 году священника отца Тимофея Стрелкова. Он был зарублен, отсечена голова, и если оказался жив, то это – преславное дело неизреченного чуда Божия…
В этот десятилетний период появляются последовательно две "советские церкви", созданные самой советской властью и стремящиеся угодить ей. Первая "советская церковь" это – "живая" или "обновленческая церковь". А с 1927 года вступает в подобную роль вторая "советская церковь" – новообновленческая или "сергианская". И Катакомбная Церковь в лице сергианства имеет второго врага, существенно помогающего первому врагу, Советской власти, уничтожать Катакомбную… Но сама власть не оставляет в покое, несмотря на "перекраску", священноначалия и рядового священства этой приспособленческой лжецеркви.
К 1939 году остались на свободе всего лишь четыре архиерея сергианской ориентации, из коих два будущих "московских патриарха", угодивших Сталину: митрополит Сергий (Страгородский), митрополит Алексий (Симанский), митрополит Николай (Ярушевич) и архиепископ Сергий (Воскресенский).
Но основное внимание обращено советской властью на уничтожение истинствующей Православной Катакомбной Церкви, несмотря ни на что, существующей в подъяремной России. И советской власти деятельно помогает сергианская, новообновленческая советская лжецерковь, признанная и именуемая самим гонителем официально существующей якобы "Русской Православной Церковью". При этом положении у Катакомбной Церкви два двуединых врага, один внешний – Советская власть, другой, заходящий с внутренней стороны – "советская лжецерковь". Действия советской власти ясны; слежка, арест, тюрьма, или расстрел, или ссылка, не легче концлагеря. Но и сергианская, "советская церковь" действует в том же духе, имея один и тот же руководящий центр. Известен случай из исповеднической жизни епископа Аркадия (Острогальского), викария Полтавского, когда он, ничего не подозревая, возвращаясь из ссылки и будучи тайно в Москве, решил обратиться к Митрополиту Сергию за советом, как ему быть и что делать? Митрополит Сергий, прежде чем разговаривать с Преосвященным Аркадием, потребовал от него немедленно явиться в органы НКВД, которые сразу бы его арестовали… (Протопр. М. Польский. "Новые мученики Российские". Том 2, с. 87). И такой случай не один, и не только с Митрополитом Сергием, за свою верность не Христу Богу, а богоборческой партии, ставшим впоследствии лжепатриархом, но и с другими "советскими патриархами". И на совести этой советской лжецеркви – мученические страдания неисчислимого количества страдальцев Христовых. Но, чтобы уяснить духовную природу этой трагедии, надо понять, кем, в сущности, руководствуется Катакомбная Церковь.
Церковь Катакомбная – это, прежде всего Церковь старческая, руководимая старчеством всероссийским. А это последнее необязательно связано с иерархическим положением старца в теле Церкви. Преподобный отец Серафим занимал очень скромное иерархическое положение иеромонаха в Православной Российской Церкви. Таких иеромонахов были тысячи, но через него было дано Церкви и народу Российскому великое по своему значению откровение Божие, которое делает пустынножителя Саровского великим старцем всероссийским, а может и более того. А Митрополит С.-Петербургский Гавриил или Митрополит Московский Филарет, хотя и занимали руководящее положение в церковной иерархии и были одновременно благодатными старцами, через которых Господь подавал многим истинный путь жизни, но в "старческом" отношении они не имели того значения, какое имел преподобный отец Серафим Саровский… И будут ли это старцы Оптинские, например, о. иеросхимонах Антоний и о. иеросхимонах Амвросий или Глинский старец о. иеросхимонах Иллиодор, или праведный о. Иоанн Кронштадтский, или о. протоиерей Иона (Атаманский) Одесский, или иные старцы Российские последнего времени, – все они говорили одно и то же. Но говорили они не своё, а внушённое Духом Святым. "Ибо никогда пророчество не было произносимо по воле человеческой, но изрекали его святые Божии человека, будучи движимы Духом Святым" (2 Петр. 1, 21).
И вот именно это благодатное наставление и привело через Патриарха Тихона, через Патриаршего Местоблюстителя Митрополита Петра и через иных истинствующих иерархов к созданию единой по духу Катакомбной Церкви в подъяремной России.
"Дух, идеже хощет, дышет, и глас Его слышиши, но не веси, откуду приходит, и камо идёт, тако и человек, рожденный от Духа" (Ин. 3, 8)
И тот же старческий дух действовал во многих пастырях, ставших на путь безбоязненного исповедания веры, приводящего их к преславной мученической кончине. Предсмертные завещания мученически ушедших отцов особенно бережно хранятся в благочестивой памяти народной:
"Господь ведёт меня путём Своим… Но если я выйду из тюрьмы живым, – не верьте мне и не подходите ко мне… Это бы означало, – избави Боже! – что я не устоял, что я пал…"
И подобные, полные исповеднической силы, самоотверженные слова повторяют самые различные по месту группы верующих, как слова, слышанные ими из уст их пастыря, их старца. Пятигорский ли (Бештавский) о. архимандрит Иоанн, Уральский ли миссионер о. протоиерей Симеон Могилёв, или Краснодарский самоотверженный пастырь протоиерей о. Герасим, Подмосковные ли старцы, Воронежские, Балашовские, Петроградские или Кавказские,. – везде Господь поставил Свои светильники, чтобы светить в духовной ночи, чтобы внушать людям одни и те же истины.
"Молитесь обо мне, недостойном, чтобы я устоял при последнем испытании, чтобы не пал и принял бы с радостью мученическую смерть за Господа Христа… Если буду, жив, буду Вам писать. А если не буду писать, – знайте, нет меня уже в живых!.."
В таком духе давали свои последние наставления старцы-исповедники, старцы мученики. Они шли в тюрьму с тем, чтобы из неё не выйти живыми. И этот святой завет свято хранится в Церкви Катакомбной.
Но что же представляет собою эта Церковь Катакомбная?
По секретной статистике Центрального Комитета Коммунистической Партии Советского Союза, в семидесятые годы числилось 48 миллионов православных катакомбных христиан. Приблизительно столько же отнесено к смежной группе – православных, но ходящих в открытые богоборной властью храмы для официальной "советской церкви", а именно – 52 миллиона.
Получается, что обе группы практически равны. Даже можно сказать, если принять эти данные, что не имеющих общения с этой лжецерковью гораздо больше, чем ходящих и имеющих общение. Мы сейчас говорим лишь о формальной стороне вопроса. Конечно, все ходящие в эти храмы канонически не могут уже считаться катакомбными, как нарушившие Апостольские правила, согласно которым вошедший в еретический храм помолиться становится и сам еретиком… Но с иной точки зрения, количество посещающих ложные храмы должно быть уменьшено. Ибо очень многие, отдавая себе ясный отчёт, что эта "Церковь" не имеет морального права на имя "Русской Православной Церкви", всё же посещают её храмы, ложно оправдываясь тем, что иных храмов нет и, тем не менее, не имеют с лжецерковью полного общения. Очень многие не приобщаются в ней, – ибо причащение, с точки зрения канонической, есть форма полного общения. Иные, кроме того, не благословляются, т. е. не берут у "священников" благословения. Имеются и такие, которые составили себе особые прошения на ектениях в те моменты, когда возглашаются прошения о властях, так как считают, что о Советской власти молиться нельзя, как власти антихристианской, сознательно богоборной и совершающей "грех к смерти" (1 Ин. 5, 16).
Мы не знаем, каким путём получены те миллионные цифры. Несомненно, одно, что получены они агентурным путём. Что касается катакомбных христиан, то можно предположить, что устанавливается два показателя. С одной стороны – что кто-то верующий, православный христианин, а с другой – что он не ходит в храмы "официальной церкви". Отсюда делается вывод, что данное лицо принадлежит к Катакомбной Церкви. С точки зрения власти – это правильный метод… И таким путём получаются две группы – "ходящих" и "неходящих", "признающих" и "непризнающих". – Но категорию "ходящих" и "признающих" составляют и те, которые, хотя и посещают открытые храмы, но, однако, не признают "советскую церковь" истинной Церковью. А таких – немало. Так что, надо считать, что процент несогласных среди ходящих намного выше. А ходят для того, чтобы не привлекать к себе особого внимания со стороны властей. При населении СССР в 270 миллионов, сто миллионов православных, это очень внушительная цифра… Возможно, что в православные катакомбники попали и некоторые сектанты… Но, в общем, весьма показателен тот факт, что агентурная статистика верующих не дает власти возможность идти на открытый референдум.
Однако, Катакомбная Православная Церковь имеет множество названий на территории СССР. Сами христиане не называют себя "катакомбными". И поскольку внешнего единства в Катакомбной Церкви нет, то синонимами этих христиан надо считать:
Истинно-Православную Церковь,
Тихоновскую Церковь, в отличие от сергианской, истинствующую Православную Церковь,
тайную, пустынно-пещерную Церковь, или П.П.Ц.,
И.П.Ц. – истинно-православная Церковь,
И.П.Х. – истинно-православные христиане,
И.П.Х.С. – истинно-православные христиане странники,
старо-Тихоновская Церковь,
иосифляне – по имени знаменитого митрополита Иосифа,
уаровцы – по имени тайного епископа Уара,
серафимовцы – по имени тайного епископа Серафима и т. д.
Но все эти имена, хотя, как будто бы, и свидетельствуют в некотором смысле о различии и подразделениях, но являются составными частями единой Катакомбной Церкви. Это, как бы сказать, названия территориальные, вызванные герметической изолированностью отдельных групп. В те времена, когда еще был жив Патриарх Тихон, всех православных обновленцы называли "Тихоновцами". Когда Патриарха убили, люди знали имена трёх первых Патриарших Местоблюстителей – митрополитов Кирилла Казанского, Агафангела Ярославского и Петра Крутицкого. Когда и они были убраны богоборческой властью, остался один – Митрополит Петроградский Иосиф. Но и его сразу же не стало. Но поскольку эти иерархи показали пример исповеднической стойкости и все их знали, как единое целое, то и их последователи были едины. Но эти иерархи ушли в вечность. Поколения верующих уже пришли иные. Новые люди – уже не знали их. Свирепое гонение разъединило паствы. Люди знали только своего епископа, объединялись его примером и именем. Появились новые имена исповедников, таких, как епископ Алексий Воронежский, епископ Уар, епископ Амфилохий Красноярский. Но их уже знал меньший круг. При разобщённости преследованиями, каждый держался памяти и имени своего епископа. Но пришло время и эти исповедники ушли, как мученики, да и те, что знали их, вымерли. А на смену мучеников и исповедников в епископском сане пришли или остались такие же исповедники, но только не епископы, а священники. Это не значит, что епископов не осталось, но они ото всех сокрыты из-за гонений… Ибо антихристианские гонители прекрасно понимали задачу своего богоборчества, и епископов – тех, кого знали – уничтожили. Вождями духовными остались многочисленные священники. Но вокруг каждого священника была своя паства. Пасомые были преданы только своему пастырю. Они знали только его. А уже того, что происходило по соседству в селе или городе, они не знали… Но круг знания сильно сократился. Люди боятся выйти из пределов того, что им точно известно. Потому что провокации и обманы участились. Агенты власти и лжецеркви всюду. Сами вожди духовные – священники, постоянно скрываясь, уже не могут сказать, к какому пастырю им надо приклониться при возможном аресте их батюшки. Поэтому священники-исповедники, исходя из собственного опыта обманов, подлогов, измен, предательств, когда пастыри, не устояв, "страха ради иудейска", против воли давали подписку "верности" советской власти, по существу – антихристу, – уже запрещали своей пастве искать и находить нового себе руководителя. Они ясно говорили:
"После нас никого не ищите. Истинный Вам не откроется. А тот, что Вы найдёте, будет или прелестник или провокатор-агент. Поэтому после нас уже не ищите. Лучше Вам быть без пастыря и хранить то, что я Вам заповедал, чем попасть в страшный обман. Господь Вас не оставит, если Вы смиренно будете нести заповеданное Вам истинным пастырем… Никого не ищите, чтобы не было большей беды… Молитесь дома. Если не будет книг, чтобы молиться по ним, в крайнем случае, читайте малое правило преподобного Серафима Саровского: "Отче наш" трижды, "Богородице Дево" – трижды и "Верую" – единожды. И молитву Иисусову творите во всякое время и на всяком месте. Кто может, переписывайте богослужебные книги, как уже во многих местах и делают… Несите смиренно епитимию Божию, если придётся, быть и без пастыря. Это – епитимия не от человеков, а свыше, от Господа… В открытые храмы лжецеркви не вздумайте ходить, это – ловушка. Там ересь последняя начинается – признание антихриста…"
И вот мы подошли к основной ячейке тайной Катакомбной Церкви. Из этих первичных ячеек и слагается огромное целое в миллионы людей. Это понятие – "домашняя церковь". Святый ап. Павел несколько раз упоминает о "домашней церкви" (Рим. 16, 4; 1 Кор. 16, 19; Кол. 4, 15). Вот и в наше время, как две тысячи лет тому назад, христиане вынуждены прятаться от власти, когда они обращаются с молитвою к Богу. В каждом катакомбном доме совершается молитва. А таких домов миллионы. Они разбросаны по городам, сёлам и деревням. В городах легче скрываться, там каждая квартира особый "дом". И никакая агентура не в состоянии уследить за всеми квартирами в городе. И люди друг другу незнакомы. Иное дело в селе или деревне, – там все люди, как на ладони. О каждом там известно: кто и каковы его бабушка и дедушка. К каждому в дом могут зайти соседи. А если этого сделать нельзя, то вот и готово подозрение. Надо вести тайную жизнь так, чтобы ни у кого не вызывать подозрений. Эту науку изучают все катакомбники, начиная с детских лет и до самой старости. (См. "Устав Катакомбной Церкви".)
Вся Катакомбная Церковь представляет собой неисчислимое количество "домашних церквей". И каждая из них более всего озабочена тем, чтобы быть тайной, незаметной. И зачастую случается так, что в одном и том же селе рядом будут находиться две "домашние церкви" и не будут взаимно знать об этом. Православной Катакомбной Церкви несравнимо труднее, чем всем другим исповеданиям. У "них" всё открыто. Баптисты, например, могут петь свои стихи в поезде. И их не прервут, не привлекут к ответственности. У нас же всё надо прятать и нет возможности делать что-то открыто. Чекисты говорили одному арестованному катакомбнику:
– Пожалуйста, идите к баптистам, – они ведь тоже верующие, – пойте там, молитесь, говорите, учите. Но не в тайной православной церкви. Эта Церковь – контрреволюционная. Она запрещена законом на территории СССР.
Да, они – правы. Катакомбная Церковь, – в их понимании, – контрреволюционна. Эта Церковь против их "революции", отрицания и уничтожения всего духовного. Такую революцию вполне правильно назвать её собственным именем – сатанизм! А Церковь изначально должна быть учреждением Божественным и к осуществлению повелений Божественных Она стремится. И поэтому Катакомбная Церковь послушна голосу старчества, благодатного старчества. А это старчество послушно Божественному Писанию и пророческому вещанию позднейших сосудов благодати. Не случайно "батюшки" из официальной советской церкви поучают своих пасомых, что "Апокалипсис" (или "Откровение") – "контрреволюционная книга", что её ни в коем случае "нельзя читать"!… Почему же эта священная книга оказалась для них контрреволюционной? Она ведь существует уже около двух тысяч лет! Ведь тогда и в помине не было России, в которой интернациональные заговорщики в 1917 году произвели свою "революцию", революцию сатанизма, И вполне понятно, что ещё в 1866 году пророческий, старческий дух в Церкви оповестил уже наступление последних времён. Оно было истолковано благодатным старцем Оптиной Пустыни отцом иеросхимонахом Амвросием:
"Мы переживаем страшное время; доживаем седьмое лето!"
"Осьмым" веком или "летом" назван будущий век в "Псалтири". Это – вечность. "Седьмой век" или "седьмое лето" – весь период существования человечества на земле. И вот то откровение свыше 1866 года говорит о том, что человечество вступает уже в период конца: "мы переживаем страшное время: доживаем седьмое лето!"
И как раз отличительным признаком народа Катакомбной Церкви является то, что он воспринимает и оценивает переживаемое время, как "время последнее". Но "количество" времени, продолжительность, от нас сокрыто, а "качество" распознать дано ясно. Это подобно тому, как на тихой воде озера дно кажется так близко, что его легко можно из лодки и рукою достать. А попробуй достать его, окажется, что и веслом не сможешь. Так и "количество", протяжённость "последнего времени" может, как вода тихого озера, скрывать от нас то, о чём ясно говорит воспринимаемое качество. Но это качество мы воспринимаем, верно, и эта сокрытость – от Бога!..
"Коллективный антихрист", как предвестник конца, уже явился и действует. И в этом явлении вторым элементом, открывающимся в первом, в Советской власти или большевизме, – служит появление такой псевдоцеркви, которая изображена в "Апокалипсисе" в образе "великой блудницы":
"…И увидел я жену, сидящую на звере багряном, преисполненном именами богохульными…" (Откр. 17,3).
Что эта "жена" есть и "церковь", видно и из параллели с другим образом "Церкви", церкви подлинной, которая в то время, как эта "жена" сидит "на звере багряном", на красном драконе, другая, истинная "убежала в пустыню" (Откр. 12, 6), от того самого зверя багряного, на котором сидит "блудница". Но образ этот ещё не исчерпан. Как "зверь багряный" исторически представлен сейчас только в предтече, в предварительной форме, так, очевидно, и "блудница"-лжецерковь дана в данный момент исторически не в окончательном виде, а в своего рода предтече. И Катакомбная Церковь понимает сергианскую, "советскую церковь", в лице признанной советской властью и ею поставленной администрации, – как "великую блудницу", "сидящую на водах многих" (Откр. 17, 1), на многих миллионах народа. "Багряная", красная лжецерковь, в лице руководства, по природе своей имеет ближайшее отношение к Советской власти, и от этого лжецерковь именуется "красной", "багряной", как осуществляющая политическую программу красной власти во всем мiре… Об этом как раз и говорит целый ряд посланий иерархов Всероссийской Православной Церкви, пытавшихся оказать влияние на Митрополита Сергия, чтобы он отказался от своей убийственной для Церкви "декларации" от 16/29 июля 1927 года. Но всё оказалось напрасным. Митрополит Сергий перешёл к репрессиям против иерархии. И, как выразился один из его соратников, архиепископ Саратовский, а впоследствии – Митрополит Тверской Серафим (Александров), по мнению многих, явный сотрудник ГПУ:
"Как Партия раздавила свою оппозицию, так и мы должны раздавить свою!"
И надо признать, что "они", Митрополит Сергий и его сотрудники, вроде Серафима Александрова, "раздавили свою оппозицию", уничтожив вчерашних собратьев своих, хотя и руками ГПУ-НКВД. Но делает ли им честь всё это? Красная лжецерковь расправилась с Катакомбной Церковью. Все иерархи прошли через мученическую или исповедническую смерть при их содействии. Священники прошли всё тем же мученическим путем. Но достигли ли "они", вместе с советской богоборческой властью, победы? Нет и нет! Тому свидетель инспектор при ЦК КПСС по проверке атеистической деятельности священства "советской церкви", "священник" этой лжецеркви, Евгений Николаевич Климов (конечно псевдоним), – который несколько лет тому назад на закрытом собрании, назвал "Катакомбную Церковь" – "ВРАГОМ НОМЕР ОДИН СОВЕТСКОГО ГОСУДАРСТВА!"
"Мы чувствуем, – заявил он, – что в Катакомбной Церкви есть единое руководство. Но как организовано оно и где находится, – как мы ни бьемся, – понять не можем!"
Вот это именно то, что сказано в Евангелии:
"Дух дышет, где хочет, и голос Его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит…" (Иоан.3,8).
Народу Катакомбной Церкви всё понятно в "советской" или "красной лжецеркви". И серьёзного разговора не может быть о принятии её. Вот свидетельство простого народа:
"В советской "церкви" (народ называет ее вполне справедливо – обновленческой!) всем распоряжаются безбожники-большевики. Она во всём подчиняется им, и они управляют ею, как хотят… Священники в ней – партийные, коммунисты. Они с красными книжками в кармане (партийными билетами). Все они – партийцы. Они и в Бога не верят, они безбожники и богоборцы. Только заброшены безбожием внутрь, чтобы изнутри разрушать Церковь… Они все на службе ЦК Партии, поэтому и говорят народу то же самое, что и партия, только иными словами…"
Таково мнение верующего народа о "священстве" "советской церкви".
А неверующие по существу говорят то же самое, только иным языком.
Это передал один московский священник-катакомбник в лагере:
– Вы слышали, у милиции новая форма?
– Нет, ничего не слышал… А какая?
– Одели рясы!…
И понимать это надо буквально. Только надо расширить рамки милиции. В высшую иерархию и вообще в священство были двинуты партией: офицеры контрразведки, прокуроры, руководители безбожия. И зачастую не только непосредственно, а и специально они обучаются в Духовных Академиях и затем вступают на иерархическую лестницу этой лжецеркви. И красная лжецерковь быстро возносит их на самые высокие посты.
Но весьма интересен и показателен отзыв высших партийцев об этом "епископате" красной лжецеркви. Они имеют привилегию иногда говорить то, что думают. Когда одного из них спросили о его впечатлении от "князей церкви", он откровенно ответил:
– Я, прежде всего, не уважаю этих "епископов", потому что у каждого из них в кармане ключ от личного кабинета на Лубянке!
Авторитет Катакомбной Церкви – как антипода той подделки под истинную Церковь, которую осуществляет партия большевиков в лице советской лжецеркви – очень высок и стоит даже за пределами верующих.
Вот происходит открытый суд в Грузии. Подсудимый – тайный священник Катакомбной Церкви. Защитник подсудимого – адвокат, грузин по национальности. Когда судьёй было предоставлено слово защитнику, он подымается и говорит судьям следующее:
– Да, я – безбожник, я – атеист… Но, прослушав ответы и выступления этого священника, я должен Вам сказать, что первый раз в жизни мне приходится защищать такого высокого достоинства человека… Я не разделяю его мировоззрения, его понимания жизни. Ведь я – коммунист, а он – священник. Между нами великая, непроходимая пропасть. Но я говорю о моральных качествах этого человека, не касаясь его мiровоззрения… Я не могу сравнить себя с ним… Я не смею даже стать на то место, на котором он стоял…
Но вот аналогичный суд в ставропольском крае. Судят катакомбников, мужа и жену, по обвинению в том, что они, хотя и живут в советском государстве, но не занимаются "общественно полезным трудом". При этом выясняется, что по своим религиозным убеждениям они не вступают в колхоз и ни в каком государственном учреждении не работают. Судья их спрашивает:
– Но какой же Вы веры?
Отвечают, как будто читая по книге и в один голос:
– Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви Православной Всероссийской!
Вызывают, как эксперта, старого священника, который в церковном отношении принадлежит к новообновленцам, к сергианам. И судья, обращаясь к нему, говорит:
– Вы – православный священник и коренной житель этих мест. Вы знаете всех здесь людей. А вот подсудимые говорят, что они – православные. И потому, что они – "православные", поэтому они не могут работать в колхозе… – это, наверно, сектанты какие-нибудь… Разберитесь, пожалуйста!
Священник несколькими словами выяснил, что они – катакомбники, что официальной "церкви" они не признают и, обращаясь к суду, сказал;
– Я уже стар… Мне уже за восемьдесят. Мне негоже лгать, и я должен сказать по совести. Вот эти люди – настоящие православные. По сравнению с ними, я – неправославный!..
Но их осудили за "тунеядство", хотя они вдвоём отстроили всё село, разрушенное во время войны, – так свидетельствовал присутствующий на суде народ.
– Так тем хуже, – заявил судья, – значит, они обдирали народ, тружеников колхоза. Заламывали цены, какие хотели?!
Весь народ, защищая их, возражал, что никаких цен они не "заламывали", а брали то, что им давали…
А вот суд в Казахстане. Подсудимые – муж и жена, и опять – катакомбники. Адвокат – русский. В защитной речи он, между прочим, сказал:
– Я – неверующий… Но если бы я был верующим, то хотел бы я быть только таким верующим, как – они!..
А судья – казах. По-русски говорит хорошо, но с типичными для казахской речи интонациями. Он проявляет к ним большой интерес и подробно расспрашивает:
– А почему Вы не ходите в церковь?
– А в этой "церкви" нет Церкви!
Судья смеется:
– Почему так?! Как это нет церкви? А я только что проходил мимо неё. А Вы говорите, что её нету?
– Так она, это та "церковь", что "на улице Карла Маркса и Ленина".
– Да у нас здесь и нет такой улицы.
– Да как же нет? Если в ней как "священники" служат безбожники? Вот и выходит, что "церковь" эта "на улице Карла Маркса и Ленина" и находится…
– Так, значит Вы, что ли против церкви, потому что там священники-безбожники, не верят, что Бог есть, существует?
– Да, и поэтому. И потому что, будучи безбожниками, они обманывают народ… И только безбожному обману такая "церковь" и служит.
– Ну, ладно… А до того Вы ходили?
– Мы никогда не ходили.
– Почему – никогда?
– Да, потому что при этом положении мы и родились…
И выяснив, что подсудимые "никогда не будут ходить" в официальную "церковь", судья (он совмещал в своем лице и прокурора), посоветовавшись с прочими членами суда, вычитывает из постановления;
"…Прекратить дело… Освободить из-под стражи!.."
И сказав бывшим подсудимым: "Идите домой!", вышел с другими членами суда из зала.
Вот такие случаи – очень редки, но бывают. И причиной этого является – ясное и твёрдое исповедание Катакомбной Церкви. И это исповедание – очевидное и несомненное – понятно и магометанам… Но, однако, подобный случай возможен как исключение, и то – в глухих уголках Каз. ССР.
А вот иной случай, когда смелое, катакомбное исповедание, опять-таки, спасает человека и вызывает ответную перемену у лиц, от которых нельзя было этого ожидать. Дело происходит в одном из городов Грузии.
Отец Георгий, старик-дьякон Катакомбной Церкви, ещё в молодости был приговорён со своим настоятелем к расстрелу. Настоятеля расстреляли. А отец дьякон, казак не то донской, не то кубанский, по молодости лет сбежал из-под пуль. Но уж с таким прошлым жизнь известно какая. Вот он и обходит всю Землю Российскую, – благо, что она не клином сошлась. Из дома в хату, из села в город, из города в деревню и кочует раб Божий с 1919 года. Оказался он как-то в когда-то христианской и православной Грузии. Но был задержан на улице сотрудником милиции и передан начальникам.
Отец Георгий, человек смелый и прямой, оставшись наедине с грузинами, начал говорить откровенно:
– Я – дьякон с молодых лет. По крепкой вере в Бога, когда стряслась в России революция, когда увидел, что делается, стал священнослужителем. И вот всю мою жизнь я на положении зайца. Вас ещё и на свете не было, а я уже был, как бездомник… Чего только не переживал… А вот новое… Привёл меня к Вам, начальники, не Ваш грузин, а наш русский – предатель. Я ему помешал, "сладкой жизнью" насладиться ему не даю. Но Вы же не то, что – русские. Русские и от Царя отреклись, и Господа Бога забыли… А – Вы?! Вы ведь Иверия, древняя Иверия! Вы приняли христианство ещё в третьем веке. Святая равноапостольная Нина просветила Вас святым Христовым крещением!..
Начальникам очень понравилась эта речь и они живо со всем согласились:
– Да, да! Верно, совсем верно… Как же, Нина!.. Конечно, святая Нина… За семьсот лет мы прежде Руси приняли крещение… Меня же зовут – Николай… А меня – Георгий… Мы же христиане! Вы уже помяните нас при Ваших молитвах. Хотя мы… ой, ой… Да и что говорить! Но – в душе, разве мы в Бога не веруем? И человеку мы всегда поможем.
Перекинувшись несколькими словами по-грузински, они неожиданно спросили отца Георгия:
– А деньги у Вас на дорогу есть? А то мы Вам дадим!
– Есть у меня, есть!
– Но смотрите, сразу исчезайте из города. На чём попало, в любую сторону. И не попадитесь тому, кто Вас сюда привёл, на глаза. Если приведёт во второй раз, нам придётся Вас арестовать.
– Спасибо большое. Спаси Вас Христос! Ваше доброе дело не забудется ни в этой жизни, ни в будущей. Великое дело такое милосердие к бездомному человеку. Сказано в Евангелии, что и стакан воды, поданный во имя Христа Распятого, не останется без награды, а Вы делаете больше, несравнимо больше!
– Спаси Вас Христос! Прощайте!
Вот в тех же краях, в Грузии, был иной случай.
Ночью к утру производили обыски в убогом жилище старенькой Матушки Игумении. Жила она с двумя послушницами, как "бабушка с внучками". Но "нет ничего тайного, что не сделалось бы явным". Узнали, что это тайные монашки, что к ним ходят люди за советом, помолиться и прочее. И вот, как снег на голову, арест. Обвинение известное: контрреволюционная деятельность. Производящие обыск внутри дома роются в богослужебных книгах, отбирают "вещественные доказательства". А уж коли до этого дошло, – то суд неминуем, и, конечно, будет и срок на "перевоспитание". Но и те, что ищут крамолу, по существу, невольники… Вот и перед домом такой же невольник в штатском. Охраняет, чтобы не сбежали опасные преступники…
В этот дом спешила иная монахиня. И уже опаздывала. Но когда подошла к калитке, незнакомый грузин преградил ей путь:
– Куда?
Да вот здесь бабушка больная живет. Проведать иду…
– Я тебе покажу "бабушку"… на 10 лет!.. Уходи сейчас же, чтобы тебя не было… И молчи, как мёртвая!..
Дивны дела Твои, Господи!
Много у Катакомбной Церкви врагов, но немало и друзей. И Она – исповедническая и мученическая, тайная, пустынно-пещерная, катакомбная Церковь истинствующая, не уступившая и не уступающая врагу Христову. Он, враг, силен, а Она – бессильна. Но на Ней сбываются слова апостольские:
"…СИЛА МОЯ В НЕМОЩИ СОВЕРШАЕТСЯ!" (2 Кор. 12, 9).
21 октября / 3 ноября 1980 года.
Подписаться на:
Комментарии к сообщению (Atom)
Комментариев нет:
Отправить комментарий